Последние отзывы

  118  

— В прорубь не надо, вода холодная, — задумчиво пробормотал ведун. — Я тебе другое дело поручу. Справишься — дам тебе заговор девицу присушить. Нет — ищи другого помощника.

— Все сделаю! Все, как скажешь!

— Тогда смотри сюда, — облизнул губы Середин. — Я сейчас привяжу вот эту серебряную штучку на лоб, лягу и накроюсь шкурой. Коли вдруг встану, начну по двору бродить, сдергивай шкуру, срывай повязку со лба. Коли лежать долго буду… Ну, до темноты — тоже сдергивай и снимай повязку. Тебе чудища всякие мерещиться станут, страшные чудовища — но ты не бойся. Кидайся решительно, да повязку с головы рви. Тогда получишь любовь своей желанной в награду. Управишься?

— Все сделаю, колдун, все исполню в точности.

— Ну, тогда начнем…

Обретя некоторое спокойствие относительно своего будущего, ведун достал из сумы тряпицу, оставшуюся после съеденного по дороге из Болгарии мяса, оторвал широкую полоску, прижал пайцзу ко лбу, привязал, туго затянув на затылке узел, лег спиной на камень и накрылся шкурой. Закрыл глаза и забормотал древнее, как здешние холмы, заклинание…

В нос ударил резкий запах гнили, навоза, пота, уши различили испуганный мышиный писк. Мир вокруг тревожно пульсировал и перешептывался. Ему очень хотелось сместиться отсюда в сторону, открыть свет, обрести тишину и покой. Он приподнялся, собираясь уйти, — и вдруг увидел прямо перед собой уходящие вниз ступени. Он пополз по ним. Сперва на четвереньках, потом решил встать на ноги. Здесь тоже метались звуки — шелестящие, протяжные. А пахло холодом. Только холодом и ничем более. Вообще. Это мертвое место. Совсем мертвое. Большой зал. Спускающаяся вдоль стены лестница, которая упирается в овальную глубокую яму, выстеленную белым гранитом. Посередине зала стол, похожий на вознесенную на высоту человека ступеньку. И пустота. Холод. Эхо. Нет жизни. Нечего здесь делать. Он развернулся, начал подниматься. И когда нога переступила последнюю ступеньку, из глубины подсознания выскочил приказ: «Сдернуть повязку!»

Подумать над этой мыслью он не смог — рука сама поднялась, толкнула что-то холодное со лба вверх и…

…от резкого рывка шкура слетела в сторону, прямо к лицу протянулась скрюченная рука:

— А-а!

Олег резко присел, уворачиваясь, и наконец окончательно пришел в себя.

— Спокойно! Повязка снята! Молодец!

— Так ты дашь мне заговор, колдун? — Паренек дышал так, словно только что вышел из многочасовой битвы.

— Конечно, дам, — кивнул Олег. — Беги, найди мне белое птичье перышко.

— Ага! — Влюбленный, натянув полотняную шапку, кинулся из детинца, а ведун, почесывая в затылке, остался размышлять над тем, что смог увидеть.

Большой зал, лестница вдоль стены, яма в полу и странный двухуровневый стол, похожий на ступеньку. И что это может дать?

— А ровным счетом ни-че-го, — сделал вывод Середин. — Хотя, конечно, было любопытно.

— Вот, — запыхавшись, подбежал паренек. — У птичника боярского подобрал. Оно?

— Подойдет. — Олег принял коротенькое, изящно выгнутое перо с гладким кончиквм и рыхлой опушкой у основания, зажал между ладонями: — Зовут тебя как?

— Рогдаем.

— А ее?

— Млада.

Ведун поднес сложенные ладони к самым губам и зашептал:

— Встану на заре на ранней, пойду на луг зеленый, брошу по ветру слова горячие, слова честные. Пусть летят легким перышком да к девице. Младушке, что люблю я жарче пламени, обожгут они ее сердце доброе. Пусть уста ее, уста сахарны, лишь к моим устам прикасаются, от других же уст удаляются, глаза жгучие пусть глядят всегда на меня, Рогдая, добра молодца, день и ночь они, улыбаючись. Я слова свои скреплю золотом, скреплю золотом, залью оловом, скую молотом, как кузнец-ловкач в кузне огненной, в кузне огненной, в сердце трепетном. Так неси же, перышко, словеса мои в ту сторонушку, где живет она, друг-зазнобушка.

Олег отнял ладони ото рта, открыл, протянул перо Рогдаю:

— Бери, никому не показывай. Как вернешься, вдуй перо в дом своей красавицы. Хочешь — в дверь, хочешь — в окно, хочешь — щель найди. Но перо должно попасть внутрь. Потом жди ночь, и наутро, кроме тебя, ей никто не нужен будет.

— Ага… — Паренек схватил перо, развернулся и задал стрекача, забыв и поблагодарить, и попрощаться.

— И мне бы тоже пора, — кивнул Олег. — Смотрят на меня все здесь волками, толку мне от Гороховца тоже никакого. В бане, уже забыл, когда мылся. Да и поспать в постели нормальной хочется. Поеду, поищу селение, где на меня еще не окрысились. А там, глядишь, и мысли умные придут.

  118