Особенно,... 
80 
— Милорд! — крикнула она, делая кучеру знак остановиться вровень с Хоком.
— Доброе утро, Констанс. Насколько я вижу, вы только что ездили по магазинам?
Он широким жестом обвел многочисленные свертки, уложенные на коленях у горничной внушительной пирамидой. Девушка подняла глаза, и Хок невольно вздрогнул. Он был знаком ему, этот усталый, равнодушный взгляд, взгляд человека, смирившегося со своей несчастливой судьбой.
Ему стоило усилий улыбнуться Констанс.
— Да, мы ездили по магазинам. Тереза, этот сверток вот-вот свалится на мостовую! Вот бестолковая девчонка! Вы будете сегодня на балу у леди Эстергази, Хок?
Еще один чертов бал? Ну уж нет!
— Пока не знаю, — ответил он уклончиво. — Вы сегодня обворожительны, Конни, но я не уверен, что в этот вечер смогу наслаждаться вашим обществом. Мне предстоит важная деловая встреча.
Он подумал, что никогда еще не лгал так неумело, и опустил голову, как бы разглядывая носки своих ботинок. Ему не нужно было смотреть Констанс в лицо, чтобы почувствовать ее гнев.
— Я все-таки буду лелеять надежду потанцевать с вами, — сказала она пронзительным голосом, весьма далеким от любезности, заключенной в словах.
Хок смотрел вслед ландо, недовольно сдвинув густые брови. Кучер не сразу сумел влиться в поток экипажей, очень плотный в это время дня на Сент-Джеймс-стрит, одной из центральных улиц Лондона. Все это время улыбка Констанс (очень фальшивая, чего она, очевидно, не сознавала) была обращена в сторону Хока.
Наконец он был избавлен от необходимости гримасничать в ответ и продолжил свои блуждания.
— Навстречу мне движется туча, до отказа наполненная дождем и градом, и имя этой туче — Хок.
— Сен-Левен! — воскликнул он, из последних сил изображая радостное удивление.
— Насколько я помню, кое-кто меня так и зовет, — усмехнулся тот, поигрывая моноклем. — Я направляюсь к «Джексону». Не хочешь составить мне компанию?
У Хока заблестели глаза. Заведение с вывеской «Джексон. Бокс для джентльменов» было как раз тем местом, где он мог дать выход своим эмоциям. Он мог согласиться на что угодно, лишь бы не оставаться наедине с самим собой.
Чуть ли не с порога Хок принял вызов молодого Кантерли, здоровенного сквернослова из Суффолка, известного тем, что он постоянно ошивался у «Джексона», вызывая на поединок новичков и избивая их до полусмерти. Не прошло и нескольких минут, как Хок переоделся и выскочил на ринг, Его нисколько не обескуражил вид вздутых мышц Кантерли. Хок и сам был хорошим боксером, а не находящая выхода ярость и вовсе превратила его в слепую машину разрушения. Он совершенно потерял над собой контроль и опомнился лишь тогда, когда над рингом пронесся встревоженный крик владельца заведения:
— Остановитесь, милорд, хватит!
Хок застыл. Пот щекочущими ручейками катился по всему его телу, в том числе по лбу, попадая в глаза, и он не сразу заметил, что перед ним больше нет молодого Кантерли. То, что осталось от крикливого забияки, уволакивали с ринга двое помощников. Джексон, стоя поодаль, разглядывал Хока с нескрываемым удивлением.
— Отличная работа, Хок! — крикнул со скамьи для зрителей сэр Питер Грейвен. — Я поставил на тебя пять гиней!
— Спускайся! — мягко приказал Сен-Левен, снизу вверх глядя на своего тяжело дышащего приятеля.
Когда Хок смыл с себя пот и оделся, Лайонел похлопал его по плечу, одобрительно усмехаясь:
— Славно ты отделал этого печально известного молодого идиота. Надеюсь, теперь тебе полегчало?
— Похоже, один раз он неплохо приложился мне по боку. Больно, черт возьми! — охнул Хок, потирая ребра.
— Когда ты уезжаешь? — вдруг спросил Лайонел.
— Ты это о чем? — удивился Хок, все еще ощупывая себя в поисках повреждений.
Я о том, что ты болтаешься в Лондоне вот уже два месяца. Когда ты намерен вернуться в Йоркшир?
— Я вообще не собираюсь туда возвращаться. (Но так ли это? До того как Лайонел задал свой вопрос, Хок не отдавал себе отчета в том, что подумывает об отъезде.) Мне нечего там делать! Я…
— Ты просто-напросто впал в тоску. Ты несчастен, старина Хок, и чем скорее ты признаешься себе в этом, тем тебе же будет лучше.
— До самого последнего времени я был вполне доволен жизнью. Сен-Левен, ты что же, совсем не умеешь держать язык на привязи?
— Зачем тогда нужны друзья, если они не имеют права высказать парочку неприятных истин? — спросил Лайонел, обращаясь к пушинке, которую в это время стряхивал с рукава. — Хочу напомнить, что ты теперь женат.
80 
