117 
Ретанкур могла бы схватить своего бывшего шефа в охапку и, запулив, как мяч, через границу, снова отправить в бега. Ничего еще не потеряно. Данглару хватило деликатности не надевать ему наручники. Он мог сорваться с места и сбежать, капитан бегал хуже него. Но мысль о том, что он собственной рукой убил Ноэллу, лишала его всякой жизненной силы. Зачем бежать, если нет сил ходить? Если в душе живет страх совершить еще одно убийство и очнуться рядом с новым трупом? Лучше покончить все разом, отдавшись на волю Данглара, грустно попивающего кофе с коньяком. Сотни путешествующих по миру людей шли мимо них в разных направлениях, свободные, их совесть была чиста, как стопка выстиранных и аккуратно сложенных простыней. Собственная совесть казалась Адамбергу мерзкой, задубевшей от крови тряпкой.
Внезапно Данглар махнул кому-то рукой, но Адамберг даже не дернулся. Торжествующее лицо главного суперинтенданта ему хотелось видеть меньше всего на свете. Две крупные ладони опустились ему на плечи.
— Я ведь говорил, что мы поймаем эту сволочь, — услышал он.
Адамберг обернулся и уставился на сержанта Фернана Санкартье. Встал и порывисто сжал его руки. Ну почему Лалиберте прислал арестовать его именно Санкартье?
— Как это ты нарвался на такое поручение? — огорченно спросил Адамберг.
— Я выполнял приказ, — ответил Санкартье с добродушной улыбкой. — Нам о многом надо поговорить, — добавил он, садясь напротив.
Он энергично встряхнул руку Данглара.
— Хорошая работа, капитан. Черт, как же у вас тепло. — Канадец снял пуховик. — Вот копия дела, — добавил он, протягивая Данглару папку. — И образец.
Он вертел перед лицом Данглара маленькую коробочку. Тот понимающе кивнул.
— Мы уже приступили к анализу. Сравнения будет достаточно, чтобы снять обвинение.
— Образец чего? — спросил Адамберг.
Санкартье вырвал у него из головы волос.
— Вот этого, — пояснил он. — Волосы — сущие предатели. Падают, как красные листья. Мы перелопатили шесть кубометров дерьма, чтобы их найти. Можешь себе представить? Шесть кубометров ради нескольких волосков. Это все равно что искать иголку в стоге сена.
— Но зачем? У вас были мои отпечатки на ремне.
— Твои — да, но не его.
— Кого — его?
Санкартье повернулся к Данглару и вопросительно вздернул брови.
— Он не знает? — спросил он. — Ты дал ему помариноваться?
— Я не мог ничего говорить, пока не было стопроцентной уверенности. Не люблю подавать ложные надежды.
— А вчера вечером? Дьявольщина, ты мог бы ему сказать!
— Вчера у нас была заварушка.
— А сегодня утром?
— Ладно, ты прав, я дал ему помучиться. Восемь часов.
— Чертов кретин, — проворчал Санкартье. — Зачем ты его дурачил?
— Чтобы он потрохами почувствовал, что пережил Рафаэль. Страх перед собой, незнание, невозможность вернуться в мир нормальных людей. Это было необходимо. Восемь часов, Санкартье, не так уж это и много за возможность сравняться с братом.
Санкартье повернулся к Адамбергу и шваркнул об стол коробкой.
— Это волосы твоего дьявола, — объяснил он. — Пришлось переворошить шесть кубометров сгнивших листьев.
Адамберг мгновенно понял, что Санкартье тащит его на поверхность, на свежий воздух, из стоячей тины озера Пинк. Добряк выполнял приказы Данглара, а не Лалиберте.
— Та еще была работенка, — продолжал Санкартье, — приходилось все делать в нерабочее время. Вечером, ночью или на рассвете. Чтобы шеф, не дай бог, не прижопил. Твой капитан метал икру — ему покоя не давали ватные ноги и ветка. Я отправился на тропу искать место, где ты долбанулся головой. Начал, как и ты, от «Шлюза», засек время. Обследовал отрезок метров в сто. Нашел обломанные веточки и перевернутые камни прямо у посадок. Лесники закончили работу, но остались свежепосаженные клены.
— Я же говорил, что это случилось рядом с делянкой, — сказал Адамберг, задохнувшись от волнения.
Он сидел скрестив руки, судорожно вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в рукав куртки, и не замечал этого, жадно внимая словам сержанта.
— Короче, парень, не было там ни одной ветки на такой высоте, чтобы отправить тебя в аут. Тогда твой капитан попросил меня найти ночного сторожа. Единственный возможный свидетель, улавливаешь?
— Да. И ты его нашел? — Губы Адамберга онемели, он с трудом выговаривал слова.
117 
