62 
Костя, тряся головой и ковыряясь пальцами во рту снова бросился бежать — бежать, бежать, бежать, не разбирая дороги и не глядя под ноги. Он даже не понимал, что ступает на подернутые ряской лужи, пересекает топкие окна, проносится по скрывающей ямы тонкой траве — никуда не проваливаясь и не замачивая ног. Краешком сознания он осознал, что впереди тянется темная полоска леса: места, где болотных тварей нет, и быть не может, и Росин со всех ног мчался туда, пока со всего хода не врезался головой в толстый ствол низкорослого кряжистого дуба. От удара он отшатнулся на несколько шагов и рухнул на землю.
— Ух-ху! — неожиданно гыкнул дуб. — Чужак!
— Чужак, чужак! — поддакнули окружающие деревья и принялись хлестать человека ветвями. Росин попытался прикрыть лицо руками, но дуб вытянут из земли толстый, похожий на бычий кнут корень и с громким щелчком ударил гостя так, что удар пробил и доспех, и поддоспешник, и остро отдался в груди. Второй удар обрушился на ноги, и Косте показалось, что они переломаны, раздроблены, перестали существовать. Корень стал подниматься для нового удара, и человек, загребая землю руками, попытался отползти в сторону. К его удивлению, Росину удалось подняться сперва на четвереньки, потом и на ноги. Он отбежал в сторону, но и тут деревья, угрожающе покачиваясь, начали приговаривать: — Чужак, чужак, чужак, — и тянуть из земли свои корни.
Подгоняемый непрерывными ударами, Костя бежал, падая и вставая, всю ночь, и день, и еще ночь, пока неожиданно не оказался на открытом пространстве — и бесконечная пытка не оборвалась. Его разум оказался еще способен испытать нечто, похожее на удивление — и он удивился тому, что на поляне собрался почти целиком весь отряд ушедших в набег витязей, выглядящих так, словно их пропустили через мясорубку. Удивился тому, что стоящий на краю поляны замок ему странным образом знаком. Но тут последние силы в истерзанном теле иссякли, и он рухнул среди своих друзей лицом вниз.
* * *
В общем-то, зрелище того, как окровавленные русские храбрецы сами со всех ног выскакивают из леса и падают оземь у его замка дерптскому епископу понравилось. Поначалу они выскакивали по одному, потом по двое, затем непрерывной чередой. Однако вскоре поток начал иссякать, и правитель понял, что прибежали все.
Он спустился вниз, позвав с собой как раз вернувшегося от Сапиместки Флора, вышел из замка. Анчутки в это время подносили и скидывали у ворот вооружение налетчиков, и священник с усмешкой услышал как охнул за спиной его главный телохранитель. Однако Флор был достаточно храбр, да и навидался на службе всякого, а потому в бега не ударился, всего лишь спрятавшись за спину господина и мелко крестясь.
Правитель прошел вдоль тяжело дышащих, изможденных людей, и понял, что триумф его безнадежно испорчен — побежденные находились в таком состоянии, что просто не осознавали своего ничтожества и своего поражения. Убей их — только обрадуются, поскольку смерть принесет им долгожданный отдых.
Пытай — они слишком истерзаны, чтобы лишняя боль вызвала достаточный в качестве наказания страх. Он нашел певунью в разодранном в клочья платье, поднял за плечи, жалостливо покачал головой:
— Эк тебя… Ладно, сейчас станет легче.
— Мой господин, — узнав епископа, прошептала Инга и облегченно улыбнулась. — Вы нашли меня…
— Флор! — щелкнул пальцами правитель. — Согрейте кадку воды, и мою постель, приготовьте чистые тряпицы. Затопите в малом зале камин. Всех остальных — в подвал. Оружие соберите, да отдельно бросьте. Посмотреть хочу, чем воевали вороги.
— Всех вместе согнать, господин епископ? Али баб… — Флор откровенно ухмыльнулся. — Али баб отдельно?
— Баб? — правитель еще раз окинул взглядом лежащих пленников, и увидел только одну. — Девку ко мне в подвал. На Андреевский крест привязать.
— Слушаюсь, господин епископ.
Встреча со своим повелителем придала Инге немного сил, и она смогла дойти до малого зала своими ногами, лишь немного опираясь на руку священника. Однако, стоило ее телу погрузиться в теплую воду кадки для купания, как глаза тут же сомкнулись, и она заснула.
Дерптский епископ приказал позвать замковых прачек, и они с предельной осторожностью отмыли девушку от крови, замыли раны и кровоподтеки и перенесли ее в постель. Стало ясно, что ни сегодня, ни завтра она не сможет ни петь, ни даже ходить. Прочие пленники находились в не лучшем состоянии, и о допросах или развлечениях с ними на ближайшие дни стоило забыть.
62 
