33 
Тома пошевелился, как будто вник во всю сложность ситуации, и Адамберг сжал в руке его кулачки.
— Не беспокойся, все кончится миром. Но сегодня меня чуть было не забодали. Тогда я боднул в ответ, и рыжий козлик убежал. Ты тоже научишься бодаться, когда вырастешь. Горы тебе помогут. Не знаю, хорошо это или плохо. Но это твои горы, что ж теперь делать. В один прекрасный день рыжий вернется и снова нападет на меня. Мне кажется, он в ярости.
Сказка усыпила Адамберга раньше, чем ребенка. Прошло полночи, а они так и лежали, не шелохнувшись. Внезапно Адамберг открыл глаза и протянул руку к телефону. Ее номер он знал наизусть.
— Ретанкур? Вы в постели или в Монруже?
— А вы как думаете?
— В Монруже, месите грязь на стройке.
— На пустыре.
— А остальные?
— Кто где. Ищем, подбираем.
— Общий сбор, лейтенант. Вы где?
— У дома 123 по проспекту Жан-Жорес.
— Никуда не уходите. Я еду.
Адамберг потихоньку встал, надел брюки, пиджак, повесил ребенка на живот. Пока он будет держать одну руку на его голове, а другую — на попке, Тома не проснется, можно даже не волноваться. И пока Камилла не узнает, что промозглой ночью он повез сына в Монруж погулять в дурной компании легавых, все будет замечательно.
— Ты-то уж меня не продашь, а, Том? — прошептал он, укутывая его в одеяло. — Не говори ей, что мы отправились в ночной поход. У меня нет выбора, у нас остался всего один день. Пошли, зайка, спи спокойно.
Через двадцать пять минут Адамберг вышел из такси на проспекте Жан-Жорес. Подчиненные уже ждали его, сбившись в тесную кучку на тротуаре.
— Ты с ума сошел — ребенка притащил, — сказала Ретанкур, подойдя к машине.
Иногда, и во многом благодаря слиянию тел, которому они были обязаны жизнью, комиссар и лейтенант резко переключали тональность своих отношений, словно поезда, меняющие пути, и переходили на «ты», ощущая почти интимную близость до гроба. Они знали, что склеены намертво. Нерушимая любовь — из тех, что остается навеки платонической.
— Не беспокойся, Виолетта, он спит сном праведника. Если ты не выдашь меня Данглару, который выдаст меня Камилле, все будет отлично. Что тут делает Новичок?
— Он вместо Жюстена.
— Сколько у вас машин?
— Две.
— Бери одну, я поведу вторую. Встретимся перед главным входом на кладбище.
— Зачем? — спросил Эсталер.
Адамберг легко потрепал его по щеке:
— Ваши камешки оттуда, бригадир. Помните, что так развеселило Диалу и Пайку?
— А их что-то развеселило?
— Да.
— Они все шутили про сломанную плиту, — вспомнил Вуазне.
— Да, и очень смеялись. Только горячий ужин был явно ни при чем.
— Надгробная плита, — внезапно сообразил Гардон. — На кладбище в Монруже.
— Они ее разбили. Пойдем. Не забудьте фонарики.
Кладбищенского сторожа было нелегко добудиться, но просто расспрашивать. В эти нескончаемые ночи любое разнообразие, будь то даже полиция, принималось им с радостью. Да, там сдвинули плиту. Сломали и вытащили. Она валялась рядом с могилой, расколотая пополам. Семья заказала новую.
— А могила? — спросил Адамберг.
— Что — могила?
— Что с ней сделали после того, как сняли плиту? Раскопали?
— Да нет. Просто наговнять захотелось.
— Когда это произошло?
— Недели две тому назад. В ночь со среды на четверг. Сейчас я вам точно скажу.
Сторож снял с полки толстый гроссбух с засаленными страницами.
— В ночь с шестого на седьмое, — сказал он. — Я все записываю. Хотите номер могилы?
— Потом. Пока что проводите нас туда.
— Нет уж, — сторож отступил в глубь своей каморки.
— Проводите нас, черт побери. Как мы, по-вашему, ее найдем? Это кладбище размером с хорошее озеро.
— Нет, — повторил он. — Даже не просите.
— Вы сторож или что?
— Нас тут двое. И лично я туда ни ногой.
— Что значит — двое? У вас есть сменщик?
— Нет, сюда кто-то приходит. Ночью.
— Кто?
— Не знаю и знать не хочу. Призрак. Поэтому я туда больше ни ногой.
— Вы его видели?
— Как вас сейчас. Но это не мужчина и не женщина, просто серая тень, и двигалась она очень медленно. Она не шла, а скользила, казалось, вот-вот упадет. Но не упала.
— Когда это было?
— За два-три дня до того, как сдвинули плиту. Так что я туда ни ногой.
— Чего о нас не скажешь, и вам придется нас туда отвести. Мы вас одного не оставим, лейтенант будет вас охранять.
33 
