59 
Джеймсу страшно захотелось обхватить пальцами эту цыганскую шею и как следует сдавить. Она лжет, черт бы ее подрал, но делает это очень ловко. Салли ни за что бы не сбежала, и уж, во всяком случае, не тогда, когда он лежал без сознания у ее ног. Это значит, что ее кто-то увез. И этот «некто» был тем же самым человеком, который выдавал себя за ее отца. Джеймс мог бы в этом поклясться. И теперь-то он знал, что делать. У него есть одна мысль по поводу того, где может быть Салли, – но от одной этой мысли кровь стынет в жилах.
Глава 13
Была темная полночь. Ни единой звездочки, ни даже намека на луну, чтобы осветить тусклым цветом черное, как сажа, небо. Кудрявые черные облака перемещались, изменяли форму, но, когда они расступались, между ними не проглядывало ничего, кроме еще одного клочка черноты.
Салли смотрела в окно, делая один глубокий вдох за другим. Скоро они опять придут, чтобы сделать ей очередной укол. Она слышала, как доктор Бидермейер отдавал распоряжение – больше никаких таблеток, она запросто может изловчиться опять прятать их во рту. Он заявил, что, дескать, не желает снова причинить ей вред. Чертов ублюдок!
У нее появилась новая медсестра – судя по бирке с именем на халате, ее звали Розали, и у нее было такое же пустое лицо, как у Холланда. Если не считать кратких распоряжений, что, когда и как Салли должна делать, новая сестра практически с ней не разговаривала. Она следила за Салли, когда та ходила в ванную, – и все же, по мнению Салли, это было лучше, чем иметь в качестве наблюдателя Холланда, Доктор Бидермейер не хотел, чтобы ей причиняли боль? Это могло бы быть правдой только в одном случае – если он сам хотел стать ее мучителем. Она не виделась ни с кем, кроме Бидермейера, Холланда и Розали. Они силой удерживали ее в пределах комнаты. Салли было нечего читать, у нее не было телевизора, она не знала ровным счетом ничего ни о матери, ни о Скотте. Большую часть времени она пребывала в такой отключке из-за лекарств, и тогда ее ничто не волновало, она даже не помнила себя. Но сейчас Салли знала, кто она, была в состоянии мыслить, и с каждой минутой она становилась все сильнее и сильнее. Если бы только Бидермейер задержался еще хоть немного – ну, может быть, минут на пятнадцать – она была бы уже готова.
Но он не дал ей и двух минут. Салли подскочила на месте, услышав, как он отпирает дверь. Нет времени занять нужное положение. Она неподвижно застыла у окна в своей шелковой ночной рубашке персикового цвета.
– Добрый вечер, дорогая моя Салли. В этой рубашке ты выглядишь действительно очень мило. Не захочешь ли ты в этот раз снять ее специально для меня?
– Нет!
– А, я вижу, ты собралась с мыслями. Что ж, тем лучше. Я бы хотел поговорить с тобой, прежде чем снова отправить тебя в нирвану. Садись, Салли.
– Нет. Я хочу стоять, причем чем дальше от вас, тем лучше.
– Как пожелаешь.
На нем был темно-синий свитер и черные слаксы. Темные волосы были гладко зачесаны назад, даже скорее прилизаны, будто он только что принимал душ. Зубы были белые, но два передних резца выдавались вперед.
– У вас уродливые зубы, – заметила вдруг Салли. – Почему вы не носите пластинку, как ребенок? ина произнесла это не задумываясь, и это лишний раз подтверждало, что мозги ее еще не вполне прояснились.
Бидермейер бросил на нее такой взгляд, будто хотел убить на месте. Он автоматически поднял руку, чтобы потрогать передние зубы, потом, словно спохватившись, быстро отдернул ее. Их разделяло только полутемное пространство, но Салли поняла, что он взбешен и жаждет причинить ей боль.
Бидермейер взял себя в руки.
– Так, значит, сегодня ты у нас решила побыть маленькой сучкой, правда?
– Нет. – Салли все еще наблюдала за ним. Все ее тело напряглось, потому что она чувствовала, что он хочет наброситься на нее, ударить побольнее. Она раньше и не подозревала, что может ненавидеть кого-нибудь так сильно, как ненавидела сейчас Бидермейера. Не так, как отца. Не так, как Скотта.
В конце концов он уселся на единственный стул и скрестил ноги. Снял очки, положил их на маленький столик рядом со стулом. На столе стоял графин с водой и один стакан, ничего больше.
– Что вам нужно?
Графин был пластмассовый – даже если стукнуть его этим графином прямо по голове, это не причинит ему особого вреда. Но столик – довольно крепкий. Вот если бы она была достаточно подвижной! Тогда можно' было бы схватить этот столик и как следует врезать ему!
59 
