— Не так уж плохо, — промолвила она наконец, — отвар персидской ромашки прогонит оставшихся вшей. Побрить тебя или ты предпочитаешь, чтобы этим занялся кто-нибудь из твоих людей?
Галеран бросил на нее быстрый взгляд.
— Если б ты хотела перерезать мне горло, то уже сделала бы это.
— Мужеубийц сжигают на костре.
Некоторое время Галеран пристально смотрел на жену, пытаясь вникнуть в смысл ее равнодушного замечания, потом вздохнул и закрыл глаза.
— Да. Побрей меня.
Острым лезвием Джеанна скоблила его подбородок и щеки, срезая жесткую щетину, а он между тем раздумывал, сколько времени протянет в этой пустоте, прежде чем перережет горло самому себе.
На миг ему померещилось, будто легкие пальцы коснулись его шрама, но он смолчал. Джеанна уже вытирала с его лица пену.
— Теперь встань, я принесу еще воды и оболью тебя. Галеран встал. Невозмутимое спокойствие жены начинало раздражать его.
— Ты забыла мне кое-что помыть.
Джеанна вздрогнула и круто обернулась к нему. Он понял, что спокойствие ее напускное. Но, верная себе, она уже не отвела глаз.
— Вода слишком грязная. Сначала ополосну тебя.
Она окатила его чистой водой, намылила мягкую ветошь и без видимых колебаний принялась мыть его мужское достоинство. При первом же ее прикосновении Галеран затаил дыхание, а еще минуту спустя его плоть стала твердой.
Рука Джеанны замерла.
— Галеран…
Неуверенность в голосе с головой выдала ее истинное душевное состояние. Этот голос робко просил о защите, в нем слышались покорность и согласие сделать все, что бы ни приказал Галеран. Если бы он велел: «Возьми меня в рот. Вылижи меня языком дочиста», — она повиновалась бы.
Неужели все, что осталось между ними, — страх и чувство вины?
— Дай-ка я сам. — Он взял из ее рук ветошь и быстро завершил мытье, потом вылез из кадки, сполоснув предварительно ноги от мыльной пены.
Джеанна уже совладала с собою и ждала его, держа наготове согретый холст, но от Галерана не укрылось, что она потупила взор — она, гордая Джеанна, смиренно опускавшая глаза лишь в церкви! Он насухо вытерся, обернул вокруг бедер полосу чистой ткани и сел на скамью.
И наконец произнес те слова, от которых прятался весь день.
— Расскажи мне о Галлоте.
Джеанна, складывавшая холст, застыла на месте.
— Он мертв.
— Знаю. Когда он умер?
— Десять с половиной месяцев тому назад.
Галеран понял, что это Джеанна помнила с точностью до дня, часа, биения сердца.
— Как он умер?
Джеанна до странности неловкими пальцами закончила складывать влажную ткань.
— Просто умер, и все.
— Дети не умирают просто так, Джеанна. У него была лихорадка? Горячка?
Она повернулась к нему лицом.
— Он просто умер. Он был весел и здоров, спал подле меня, я играла с ним, пока он не уснул…
Галеран подумал, что Джеанна не станет больше говорить. Видя, как ей больно, он даже не знал, хочет ли услышать продолжение немедленно.
— Разве капризничал чуть больше обычного. Не знаю… Я проверила какие-то счета, легла рядом с ним и тоже уснула. А когда проснулась, — тут ее голос упал до шепота, — он был уже мертв.
Галеран все смотрел на застывшее в гримасе боли лицо, точно надеялся прочесть в нем ответ на свой вопрос.
— От чего?
— Не знаю.
— Не прикидывайся дурочкой! Ты должна знать. Может, ты заспала его?
— Нет, — не поднимая глаз, ответила Джоанна.
— Джеанна, такое случается…
Она резко обернулась к нему.
— Я не могла его заспать! Такое случается только с пьяными, а я не была пьяна. Сон у меня очень чуткий, а ему было восемь месяцев. Даже если б я начала придавливать его во сне, он заворочался бы… — Ее губы задрожали, и она крепко сжала их. — Но он даже не пошевелился…
— Он был болен?
— Нет, нет… Несколько пятнышек на теле и личике, ничего опасного для жизни… Может, хватит на сегодня? Ведь все это уже прошло…
— Тогда от чего, во имя господа, умер мой сын?
Джеанна взглянула на него ледяными глазами.
— Может, это я убила его. Ведь ты именно так думаешь, вслед за Гилом? Ты же погиб, как сказал нам странствующий монах. А Лоуик был здесь, рядом, и хотел занять твое место, но при этом не хотел, чтобы его место со временем занял твой сын. От младенца так просто избавиться. Закрыть ладонью рот и нос…
— Для него — пожалуй.
Джеанна переменилась в лице, и Галеран понял, что не он первый делится с нею подобными догадками.