— Я спала в одной постели с Галлотом, — дрожащим голосом возразила она, — это было бы неосуществимо.
— Может, ты спала в одной постели с ними обоими? Миловалась с Лоуиком у бездыханного тела моего сына.
— Нет!
Галеран вскочил со скамьи.
— Клянусь Святым Распятием и Гвоздями, Джеанна, я доберусь до правды!
Она поднесла к губам руку.
— Галеран, не нужно больше обетов…
На минуту воцарилась тишина, и эту тишину разорвал требовательный громкий плач голодного младенца. Джеанна прикрыла руками грудь, но Галеран успел заметить два мокрых пятна, расползавшихся по рубахе. Когда-то молоко начинало сочиться из этих грудей при крике его сына, теперь же они принадлежали ребенку Раймонда Лоуика.
— Иди, корми, — проворчал он, и Джеанна выбежала из светлицы.
Оставшись один, Галеран остервенело ударил кулаком в стену, едва не разбив пальцы в кровь. Об ублажении плоти он уже не думал. Конечно, можно призвать Джеанну снова, когда она покормит ребенка, но Галеран понимал, что не сделает этого. Что бы ни случилось, он не мог использовать Джеанну как принадлежащую ему вещь для минутного удовлетворения физической нужды. Между ним и Джеанной должно было произойти нечто большее, чем соитие по нужде.
Он снова рухнул на скамью, обхватил голову руками. Возможно ли, чтобы Джеанна в самом деле убила их первенца?
Нет. Никогда. И он никогда не поверит в это.
Возможно ли, чтобы она потворствовала Лоуику, если ребенка убил он?
Вряд ли, хотя подчас любовь творит с людьми странные вещи. Что сделала любовь с ним самим?
Галеран видел, что с Джеанной творится что-то очень странное. События прошлого никак не выстраивались в единый ряд. Так, не приходилось сомневаться, что Джеанна понесла дитя от Лоуика примерно в то же время, когда умер Галлот и вскоре после известия о мнимой смерти мужа.
Возможно ли, чтобы Лоуик взял Джеанну силой?
Нет и опять нет. Джеанна отрезала бы ему срамное место и его же им бы накормила.
Вместо этого она удерживала Лоуика подле себя и отпустила его с миром при появлении Галерана. При всем желании в подобном поведении нельзя было усмотреть и намека на враждебность.
Итак, для того, чтобы обрести душевный покой, непременно надо понять, что произошло на самом деле. А вдруг Джеанна и Лоуик действительно, пусть по небрежению, виновны в смерти его сына?
Убить обоих.
У него не останется выбора.
Галеран снова встал и в отчаянии заходил по спальне, тщетно пытаясь восстановить события и найти приемлемое объяснение.
Он думал заснуть после мытья, но теперь нервное возбуждение перебороло усталость. Он не мог ни рассуждать, ни сидеть спокойно. И к тому же надобно было одеться.
Если только найдется, что надеть…
И снова болезненно кольнуло воспоминание о тех временах, когда Джеанна выбрасывала за окошко его одежду. Если она считала его погибшим, то, конечно, раздала бедным все его вещи. И даже если Лоуик не все забрал при бегстве, его рубахи и штаны Галерану будут велики…
Он откинул крышку большого деревянного ларя и остолбенел от изумления. Там, аккуратно сложенные, лежали все его вещи.
Они отлично сохранились, щедро переложенные отгоняющими моль и других вредителей травами. Галеран без труда нашел чистые штаны, рубаху — новую рубаху, сшитую искусными руками Джеанны, — и свою любимую красную шерстяную тунику, отороченную куньим мехом. Башмаки тоже были как новенькие, кожа ничуть не ссохлась, ибо ее аккуратно смазывали маслом.
Галеран задумчиво вертел в руках башмак. Если почти год назад Джеанна поверила известию о смерти мужа, к чему бы ей так заботиться о его вещах?
Пришли слуги, чтобы вынести бочку с грязной водой. Их, конечно, прислала Джеанна… Галеран оделся и с гудящей от усталости и спутанных мыслей головой вышел в зал; щелкнул пальцами, и слуга принес ему эля. Пропускать полуденную трапезу, собиравшую в зале всех обитателей замка, было бы неумно, и вот он прохаживался вдоль столов, обмениваясь с сидящими за ними людьми незначащими фразами.
Рауля нигде видно не было. Несомненно, он уже вовсю миловался с какой-нибудь веселой, сговорчивой девицей, которая только рада будет, коли бог пошлет, понести от него дитя, зная, что либо Хейвуд даст ей достаточно денег, чтобы вырастить его, либо выдаст ее замуж и в придачу опять же даст денег.
С простолюдинами все решалось просто.
Но вовсе не потому, что неверность легко прощалась. Ребенка сеньора обманутый муж мог принять в расчете на грядущие выгоды, но и он не потерпел бы ублюдка, прижитого от соседа.