Он легонько погладил ее по затылку.
— Быть может, проще думать об этом, чем тревожиться о более серьезных вещах. Ведь завтра мы уже должны быть в Лондоне.
Она вздрогнула.
— Я была бы счастлива просто путешествовать, неважно куда. Мне страшно, Галеран.
— Правильно. — Он все гладил ее по болезненно напряженной шее. — Хочешь, отправимся в плавание? Рауль, конечно, приютит нас у себя в Гиени.
Джеанна взглянула ему в глаза. Ее красота казалась немного зловещей в колеблющемся свете пламени, вырывающегося из уст глотателя огня.
— Ты способен на это? Покинуть Англию ради меня?
От ее резкого движения рука Галерана коснулась ее щеки, и он провел пальцами по округлому подбородку.
— Ради тебя я сделаю что угодно.
— Ах, Галеран! Какое искушение! Я содрогаюсь при одной мысли о том, что мне придется увидеть, как ты умрешь.
— Ты боишься за меня? Я-то содрогаюсь оттого, что тебе грозит наказание. И, как ты сказала, бежать — большое искушение.
— Но и большой грех, — решительно сказали Джеанна. — Мы не можем так поступить.
— Можем, отчего же нет. Вот только потом всю жизнь будем сожалеть. — Он крепко поцеловал ее в губы. — О чем я действительно сожалею, так это о нашем с тобою обете.
— И я. — Она шаловливо прильнула к нему еще теснее, дотронулась до его груди. — Так что же, побыть мне Евой? Кажется, там, за повозкой, есть темный уголок.
У Галерана пересохло во рту. Гордость спорила с желанием, но он отринул гордость и потянул Джеанну к повозке, в темный, укромный угол.
— HeЕвой, — шепнул он, — а Джеанной.
И вот уже он был в ней, в ее горячем, влажном раю. Она обвила его ногами, вцепилась руками ему в плечи, прижалась всем телом.
— Господи, — простонал он, зная, что от его натиска повозка за спиною Джеанны ходит ходуном. — Мы сошли с ума.
— Не останавливайся. Только не останавливайся!
Галеран не представлял себе, как можно было остановиться. Пусть бы вокруг рушился мир — он не остановился бы до самого последнего, ослепительного мига блаженства, когда его семя прольется в лоно Джеанны.
Одышавшись немного и опустив Джеанну на землю, Галеран понял, что она так и не получила удовлетворения.
Она не жаловалась, но когда его рука оказалась у нее меж ног, снова припала к нему всем телом, открывшись его ласкам. Ее дыхание стало частым и неровным, пальцы впились Галерану в плечи, она больно кусала его, чтобы не закричать в голос.
Галеран чувствовал, как вновь набирает силу желание.
Дома, в своей постели, он слился бы с Джеанной опять, не дав ей опомниться, да и теперь боролся с искушением взять ее еще раз, но понимал, что нельзя. Он выпил из ее губ последние капли страсти и вывел из-за повозки кружным путем, с другой стороны, надеясь, что никто так и не узнает, кто раскачивал повозку.
Вокруг них уже шумела ярмарочная толпа, но Джеанна шла, как во сне. Галеран почти с благодарностью подумал о событиях, что привели их к повозке жестянщика в Уолтхэме, ибо никогда прежде им не случалось любить друг друга столь неистово и жадно.
Навстречу им попались Рауль и Алина. Рауль понимающе усмехнулся, и Галеран почувствовал, что краснеет.
Спасибо, хоть Алина ничего не заметила. Она зачарованно глядела на шпагоглотателя.
— Бр-р-р! Как можно заниматься этим?
— Видимо, у него нет особого выбора, — промолвил Галеран, бросая тому монетку. — Быть может, в этом его предначертание.
— А, понимаю. Призвание, — сказала Алина, не глядя на Рауля.
Галеран вопросительно посмотрел на друга и увидел, что тот задумчив и, вероятно, несчастен.
Все это выглядело очень любопытным, вот только Галерану некогда было любопытствовать.
15
Нaследующее утро Галеран зашел к отцу, который изо всех сил старался выглядеть больным и слабым.
— Может, оно и к лучшему, — прокряхтел лорд Вильям. — Пусть немного помучается, можно ли на нас рассчитывать.
— Пусть, ведь ты и сам не знаешь, что предпримешь завтра.
— Не ропщи на отца, сын мой! В конце концов, честь и душа превыше всех мирских тревог, а мне уже приходиться крепко думать об этом.
— Понимаю, отец.
— Держи ухо востро с Фламбаром. Он пойдет на все, лишь бы разделиться с нами. — И лорд Вильям сжал pyку сына. — Я буду молиться за тебя.
Галеран отправился седлать коня, стараясь убедить себя в том, что искренне верит в силу молитвы, в справедливость и милосердие божие. Жаль, что в Лондоне отца не будет рядом с ним. Ни один монарх не отказался бы от поддержки могущественного Вильяма Брома; но, не будучи уверен в его поддержке, монарх может счесть за благо наголову разбить мощный семейный клан.