41 
– Выходит, бурбон не могли превратить в отраву в поезде?
– Скорее всего нет, – ответил патрульный. – В поезде нет приспособлений для плавки стекла. Это все потому, что спиртного не хватает. Подпольные дельцы знают, что ребята выпьют любую дрянь, если ничего нет, вот и пользуются. От недоброкачественного спиртного бед у нас больше, чем от всего остального вместе взятого.
– Черт побери! – возмутился я. – Выходит, я сам себя бросил под поезд!
Майор Райт хотел по-отечески потрепать меня по плечу, но не сумел дотянуться.
– Вы ведь не помните, что с вами было. Вам могло показаться, что там будет удобно прилечь, – убеждал он меня.
Свет слепил мои воспаленные глаза, веки набрякли. Горло драло, будто кто-то прошелся по нему напильником.
– Третья смерть, – сказал я, – а всем вокруг плевать. Может, люди устали от стольких смертей?
У кондуктора и патрульного были свои заботы. Они обсуждали, как снять тело Хэтчера с поезда.
– Слушайте, – обратился ко мне майор, – я люблю свою работу, но на сегодня с меня хватит и одного мертвеца. Умоляю, ложитесь спать. В конце концов, приказываю, как врач и старший по званию!
– Хорошо, – согласился я. – Отложим разговор на завтра.
– Спокойной ночи. Приятных снов.
Выходя, я услышал, как он говорит кондуктору, что закроет Хэтчеру глаза, потому что склера на глазных яблоках, высыхая, коричневеет.
К моей верхней полке была приставлена лесенка. Карабкаясь вверх на трясущихся ногах, я заметил, что внизу у Мери еще горит свет.
– Сэм? – В просвете между зелеными шторками показалась сперва ее рука, а затем лицо. Перед сном Мери умылась, заколола светлые волосы на макушке и выглядела сейчас наивной и очень юной, – прямо-таки выглядывающая из-за зеленеющих веток нимфа.
– Спокойной ночи, – сказал я.
– Сэм, что у тебя с лицом? Что случилось?
– Говори тише. Всех перебудим.
– Не буду я говорить тихо. Я хочу, чтобы ты сказал мне, что случилось. У тебя царапина на лбу, и ты весь в грязи. Ты подрался?
– Нет. Все расскажу утром.
– Говори сейчас. – Дотянувшись до моего плеча, Мери легонько сжала его.
Растерянность и тревога на ее лице были до того подкупающими, что я чуть не рассмеялся.
– Ну, раз ты настаиваешь. Подвинься.
Присев на край ее полки, тихим, делавшимся все более хриплым голосом я рассказал ей обо всем, что случилось.
– Ты мог умереть, – повторяла она.
– Но умер Хэтчер, – сказал я. – Не могу поверить, что это несчастный случай. Возможно, отравленная бутылка предназначалась мне.
– Откуда кто-то мог знать, что ты станешь пить из нее? И потом, ты сам говоришь, что в донышке сперва просверлили дырку, а потом залепили, так ведь? Этого не могли сделать в поезде.
– Не знаю. Но больше и глотка в рот не возьму, пока вся эта история не закончится.
Представшая пред моим мысленным взором безобидная сцена: мы с Хэтчером, развалившись на потертых кожаных сиденьях в курилке, пьем смертоносное или почти смертоносное зелье, показалась мне отвратительной. Омерзение, которое я ощутил, заставило меня впервые в жизни испытать что-то вроде сочувствия к женщинам из Христианского общества трезвости.
Я отчетливо вспомнил все, что было в комнате: коричневую бутылку на полу, тонкие губы Хэтчера, шептавшие строки письма.
– Интересно, оно все еще в поезде? – пробормотал я.
Наверное, я сказал это достаточно громко, потому что Мери переспросила:
– Что?
– Письмо Хэтчера. Он дописал его, когда мы были вместе, и отнес в ящик в клубном вагоне. Может быть, оно все еще там.
– Думаешь, письмо имеет отношение к его смерти?
– Не исключено. Схожу в клубный вагон, вдруг его еще не забрали.
Я хотел встать, но Мери удержала меня, схватив за руку:
– Нет. Я схожу. У тебя ужасный вид, Сэм.
– Голова кружится и уплывает в Ла-Манш.
– Бедняжка! Прошу тебя, ложись спать.
– Попробуй разобрать фамилию и адрес через стенку ящика, – попросил я.
– Постараюсь.
Я забрался по лесенке на свою полку. Мне показалось, что она очень высоко. Я снял китель. Это потребовало таких усилий, что я чуть было не завалился спать прямо в чем был, не раздеваясь. Внизу зашуршали шторки, Мери, мягко ступая, направилась в клубный вагон.
Потом до меня донеслись более тихие звуки приближавшихся шагов, до того осторожных, что это показалось мне подозрительным. Я чуть-чуть раздвинул свои шторки и посмотрел вниз. Двигаясь стремительно и бесшумно, будто пантера в джунглях, – а именно такое сравнение пришло мне в голову, когда я выглянул в коридор, – мимо меня проскользнул мужчина, направлявшийся туда же, куда и Мери. Я разглядел лишь макушку и плечи, но этого оказалось достаточно, чтоб узнать его.
41 
