59 
— Какие уж тут доказательства… — Адвокат с силой выдохнул воздух и взглянул сквозь желтое стекло на платформу. — Сколько осталось?
— Минут двадцать. Удивляюсь, как ты, при твоей профессии, ухитрился сохранить совершенно девственные представления о людях. Это, знаешь ли, особый дар. Тебе не приходило в голову, что на самом деле никто никому не нужен?
Человека интересует он сам, и лишь у черты он начинает думать о продолжении.
Обидно же уйти просто так, ни с чем. И глупо. Я, может, тоже хотел бы иметь сына. — Марк встал, опираясь на обитое липким желтым винилом кресло. — Но есть условие, почти не выполнимое. Этот мальчик не только во всем должен был бы походить на меня, но и вообще не иметь в себе ни капли чужого — мыслей, крови, запахов, желаний. Все мое: я, но моложе, чуточку тоньше, умнее и дальновиднее.
С острым чувством прекрасного… Я научил бы его любить то, что стоит любить, научил бы и ненавидеть. И смеяться. Марк-второй… о, он нашел бы средство быть счастливым, свое собственное средство… Пойдем на воздух, Митя, допивай, здесь разит, как в борделе.
— Я сотню раз говорил, что тебе нужно поискать приличную женщину, — проворчал адвокат, выбираясь из-за стола. — Счет, пожалуйста, девушка! — повысил он голос, разворачиваясь корпусом в сторону бара. — Чего тебе не хватает, так это нормальной семейной жизни. Так или иначе к этому приходят все.
Я, например…
Марк, сунув подплывшей официантке в мятом кокошнике четвертной, по-лошадиному откинул голову и неожиданно захохотал, хлопая себя по карманам джинсов. Та было шарахнулась, но вдруг ее лицо, серое и пористое, с губами, словно намалеванными густым суриком, вспыхнуло нежным румянцем. Ероша волосы и смахивая слезу, Марк, еще слегка задыхаясь, проговорил:
— Все нормально, не пугайтесь. Приятель развеселил. Спасибо, девушка.
— Заходите еще. — Официантка кивнула, не сводя глаз с Марка. Сейчас, оживленное смехом, лицо его было необыкновенно привлекательно, словно высвечено изнутри, так что глаза сделались густо-синими, а губы, обычно сосредоточенно сжатые и сухие, улыбались, и было видно, что нижняя очерчена необычно, с забавным изгибом — тем, что в прошлом столетии игриво именовался «луком Амура».
— Ты, например… — передразнил он, обращаясь к адвокату. — Сам-то ты пальцем о палец не ударил ради этого. Где твои чада и домочадцы? Где волны и ослы, где тучные поля? Дима, не валяй дурака. Мы оба взрослые люди, к тому же оба при деле, как бы там оно ни называлось. — Он нахмурился, совсем детская складка сморщила тонкое переносье. — За эти годы я знал с десяток тех, кого ты называешь «приличными женщинами». Поверь, я охотно дал бы отрубить себе руку или ногу, лишь бы никогда не иметь перспективы поселиться с какой-нибудь из них под одной крышей и, что называется, вести совместное хозяйство. И я сделаю все, чтобы никогда между мной и моим сыном не стояла такая особа. Как — не знаю. Не спрашивай меня. Это из области фантастики. Но ведь сказано же, черт побери:
Исаак родил Иакова, а Иаков кого-то там еще — и так далее, до бесконечности.
Почему? Где тут их женщины — жены, наложницы? Уверяю тебя, все это неспроста…
Под подошвами адвоката хрустел гравий перрона. Несло тепловозным выхлопом, старуха торговала мелкими мятыми грушами. Жаркий ветер гонял пыль, и дежурный по станции заслонял лицо жесткой фуражкой с красным верхом.
Неспешно подполз фирменный скорый, и Марк, подхватив приятеля под руку, в два счета уломал проводницу взять их. Все эти разбитные бабенки в поездах, ресторанах, на вокзалах и за прилавком таяли перед ним. Этого секрета адвокат никогда не мог понять. Была в Марке какая-то неуловимая легкость, лишенная и тени привычного всеобщего хамства. Даже прямой отказ он встречал с улыбкой, тем вернее в конце концов добиваясь своего. Самому Дмитрию Константиновичу все подобное давалось с трудом — даже объяснения с кассиршей в угловом гастрономе, замотавшей сдачу.
Минутой позже они .уже стояли в коридоре спального вагона, и Марк нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Поезд тронулся, и едва неуклюжее, ящиком, здание вокзала уползло направо, а колеса загремели на выходных стрелках, он, словно и не было паузы, вдруг проговорил:
— Я вижу, ты не понимаешь, о чем я. Не ломай голову. Все это ерунда. Я и сам до конца не разобрался, есть ли тут какой-то смысл. Может быть, мне следовало бы усыновить какого-нибудь парнишку. Вот так — взять и усыновить. Чем не выход?
59 
