Особенно,... 
77 
— Он в Келдейл-холле. Я рано проснулась и пошла посмотреть деревню.
Она что-то скрывала.
— Саймон болен? — резко спросил Линли. Дебора пристально изучала ветви кипариса.
Она проснулась около шести, услышав, как Саймон резко втянул в себя воздух. Он лежал так тихо, что на какой-то ужасный момент ей показалось, будто он умер. Потом она поняла, что муж усилием воли сдерживает учащенное дыхание, стараясь не разбудить ее. Она дотронулась до его руки, и пальцы мужа крепко сомкнулись вокруг ее запястья.
— Я принесу тебе лекарство, — прошептала она. Дала ему таблетки и следила, как Саймон мужественно преодолевает боль.
— Ты не могла бы… ненадолго уйти, любовь моя? — К этой стороне своей жизни он никого не подпускал. Она не могла разделить с ним боль. Деборе пришлось уйти.
— Он… у него были боли сегодня утром. Линли содрогнулся от этих слов. Он понимал, что они означали.
— Нет никакого выхода, ведь нет? — горько спросил он. — И это тоже приходится записать на мой счет.
— Нет! — Ее голос срывался от ужаса и горя. — Нет! Не смей так думать! Не мучь так себя! Ты в этом не виноват! — Дебора произнесла эти. слова слишком быстро, не подумав о том, как они подействуют на Линли. Тут же оборвав себя, словно сказала слишком, много, гораздо больше, чем следовало, она опять принялась возиться с камерой: вынула линзы, сняла аппарат с треноги, убрала все в сумку.
Линли следил за ее порывистыми движениями. Она почувствовала его взгляд, поняла, что каждым жестом выдает свое замешательство, и прекратила работу. Голова опущена, рука прикрывает глаза. Солнечный луч запутался в ее волосах. Волосы цвета осени. Цвета смерти лета.
— Он остался в Келдейл-холле? Ты оставила его одного, Деб? — Он не хотел спрашивать об этом, но Деборе необходимо было с кем-то поделиться. Он не мог уклониться от ее невысказанной мольбы.
— Он так хотел. Из-за болей. Он не хочет, чтобы я это видела. Ему кажется, что таким образом он защищает меня. — Женщина запрокинула голову, словно ища каких-то знамений на небесах. Линли видел, как напряглись мышцы ее шеи. — А мне только хуже, когда мы не вместе. Это ужасно, непереносимо.
Он все понял.
— Это потому, что ты его любишь. Дебора с минуту молча смотрела на него.
— Да. Я люблю его, Томми. Он — моя половина. Он — часть моей души. — Она осторожно коснулась его руки — не прикосновение, лишь призрак прикосновения. — Мне бы очень хотелось, чтобы и ты встретил женщину, которая станет твоей половиной. Тебе это нужно. Ты этого заслуживаешь. Но… не я эта женщина, милый. Да я и не хотела бы ею быть.
Его лицо застыло, душа не принимала окончательного приговора. Чтобы успокоиться, отвлечься, он принялся изучать надгробье, возле которого они стояли.
— Эта могила вдохновляла тебя на рассвете? — шутливо произнес он.
— Да. — Дебора постаралась подстроиться под его тон. — Я уже столько наслушалась о младенце в аббатстве, что решила взглянуть на его могилу.
— «Как огонь и дым», — прочитал он. — Странная эпитафия для младенца.
—Я люблю Шекспира, — произнес высокий голос у него за спиной. Линли обернулся. На гравиевой дорожке в нескольких шагах от них стоял отец Харт, слегка смахивавший на гнома. Руки он в задумчивости сложил на животе. Он ухитрился бесшумно приблизиться к ним и внезапно возник Из завесы тумана.
—Если мне поручают составить эпитафию, я Бсегда обращаюсь к Шекспиру. Его поэзия — вне времени. Он раскрывает смысл и жизни, и смерти. — Похлопав по карманам своего плаща, священник вынул пачку «Данхилла», рассеянно прикурил сигарету и, пальцами загасив спичку, сунул ее в карман. Движения были замедленные, казалось, он не вполне отдает себе отчет в своих действиях. Священник плохо выглядел: етарческая кожа пожелтела, глаза слезились.
— Отец Харт, это миссис Сент-Джеймс, — мягко сказал Линли. — Она хочет сфотографировать самую знаменитую вашу могилу.
Отец Харт очнулся от задумчивости.
— Самую знаменитую? — Он озадаченно переводил взгляд с мужчины на женщину. Потом он догадался посмотреть на надгробье, и лицо его омрачилось. Забытая сигарета догорала, зажатая между покрытыми никотиновыми пятнами пальцами. — А, да, — нахмурился он. — Как ужасно обошлись с этим младенцем! Бросили нагишом умирать от холода. Мне потребовалось специальное разрешение, чтобы похоронить бедняжку.
— Особое разрешение?
— Она не была крещена. Я называл ее Марина. — Священник быстро заморгал, подыскивая другую тему. — Если вас интересуют знаменитые могилы, вам нужно осмотреть крипту.
77 
