Особенно,... 
75 
А тем временем Афенея неотступно преследовала одна мысль: как выполнить в срок поручение царя Гатала. В этом он был заинтересован не меньше повелителя роксолан. Попытки связаться со сборщиком податей не увенчались успехом – сторожевые дозоры сколотов были бдительны и ночью и днем, а читать и писать варвар не умел. Поэтому, проторчав с риском для жизни несколько ночей в кустах около валов в надежде переговорить со своим осведомителем (тот теперь нес охранную службу наравне с остальными мужчинами племени и изредка появлялся в условленном заранее месте), Афеней оставил эту затею, потому что дозорные сколотов по приказу Марсагета патрулировали валы группами числом не менее трех-четырех человек. Мучась бессоницей от собственного бессилья, Афеней с тревогой наблюдал за бесплодными попытками сармат взять.
Старый Город приступом. Время стало союзником сколотов; они были хорошо обеспечены продовольствием, не в пример изголодавшим сарматам, – у тех иногда дело доходило до драки из- за ячменной лепешки или куска мяса павшей лошади. Только аланы Карзоазоса пока не испытывали нужды в еде, но предусмотрительный военачальник не торопился поделиться своими запасами с остальным сарматским воинством, заняв выжидательную позицию. В затею Дамаса взять Атейополис приступом он мало верил и на военных советах пытался убедить остальных военачальников и вождя языгов отойти от валов в степь, чтобы выманить войско сколотов и уничтожить, устроив засаду.
В какой-то мере Афеней был с ним согласен: кочевники-сарматы не привыкли к длительным осадам и больше надеялись на молниеносные удары конницы среди степных просторов, что почти всегда приносило им успех. Но в то же время он опасался, что опытный военачальник Марсагет использует предоставившуюся возможность, чтобы обратиться за помощью к соседним племенам или, что еще хуже, к царю Скилуру, боевая дружина которого была очень сильна. И тогда исход битвы не вызывал у купца никаких сомнений – ослабленные длительными боевыми действиями дружины сармат не выдержат натиска с двух сторон, и легко представить гнев царя Гатала, вернись.
Афеней, не выполнив его приказа… Конечно, Афеней мог укрыться за стенами Ольвии – ее охраняли отряды царя Скилура, а они, конечно же, не допустят появления войск царя роксолан во владениях сколотов. Но, хорошо зная коварство Гатала, в достижении своих целей не менее настойчивого и неразборчивого в средствах, чем он сам, купец-лазутчик не сомневался, что его слуги в один прекрасный день могут найти хозяина с ножом в сердце.
Сын рабыни, ставшей вольноотпущенницей, Афеней с малых лет в полной мере ощутил на себе презрение сверстников, сторонившихся его, как зачумленного, и нередко избивавших мальчика, словно приблудного пса. Рыжий, нескладный подросток к двенадцати годам замкнулся в себе и стал избегать заносчивых юных эллинов. Но, в то же время, неоднократно битый, он старательно совершенствовался под руководством опытных наставников, нанятых богатым Кононом для обучения своего наследника приемам кулачного боя, борьбы и владения оружием.
И если в раннем детстве Афеней мог подолгу рассматривать красивую бабочку, бережно трогая ее бархатистые крылья, выхаживать подбитую мальчишками ворону или собрать со всей округи добрый десяток запаршивевших котов и кормить, поить, а затем укладывать спать в крохотные комнатки, по его просьбе сооруженные рабами Конона, вызывая этим умиление слуг и родителей, то в шестнадцать лет он, из-за отношения к нему сверстников, стал законченным негодяем к ужасу доброй и ласковой матери и недалекого, но не чаявшего в нем души отца.
Теперь многострадальное кошачье отродье не знало, куда спрятаться от метких стрел Афенея, и часто, обозленные смертью своих питомцев, соседи Конона приходили к старику искать управу на злобного юнца. Конон кряхтел, расплачиваясь за понесенные соседями убытки и, пожурив любимца за недостойное будущего гражданина поведение, прощал ему эти проказы. К тому времени в характере Афенея появилась черта, наложившая отпечаток на всю его дальнейшую жизнь: возмужав и почувст-вовав незаурядную силу, которую редко кто мог угадать в худощавом, с виду болезненном юноше, он перестал прощать обиды сверстникам и даже юношам постарше и мстил им за все пережитое в отрочестве, как только мог. Но, по мальчишеской глупости, надеясь на свою силу и ловкость, он облекал месть в весьма неприкрытые формы, и ему часто приходилось держать ответ за последст-вия многочисленных драк – в них он своих противников избивал нещадно, до крови.
75 
