Потрясенный Рефаим только головой покачал. Отец рассказывал об этом беззаботно, почти весело, но пересмешник прекрасно видел, как осунулось его лицо, как ослабело измученное тело.
— Я не понимаю, отец! Бичевание? И ты позволил Неферет…
С нечеловеческой скоростью Калона выбросил вперед руку и схватил его за горло. Он оторвал огромного пересмешника от земли с такой легкостью, словно тот весил не больше одного из своих черных перьев.
— Не совершай ошибки, сын мой. Если я ранен, это еще не значит, что я слаб!
— Я так не думал, — сдавленно просипел Рефаим. Их лица были теперь друг напротив друга. Янтарные глаза Калоны полыхали огнем бешенства.
— Отец, — хрипло выдавил Рефаим. — Я не хотел проявить неуважение!
Калона отшвырнул его, и Рефаим неуклюже свалился ему под ноги. Бессмертный поднял голову и широко раскинул руки, словно хотел взлететь.
— Она до сих пор держит меня в заточении! — заорал он.
Рефаим судорожно глотал воздух и растирал руками горло, но внезапно отцовские слова пробились сквозь туман, застилавший его оглушенный разум. Он вскинул голову. Лицо Калоны было искажено мукой, в глазах застыло страдание.
Рефаим медленно поднялся и подошел к отцу.
— Что она сделала?
Калона беспомощно уронил руки, продолжая смотреть куда-то в небо.
— Я дал ей клятву уничтожить Зои Редберд. Недолетка осталась жива. Значит, я нарушил слово.
Кровь застыла в жилах у Рефаима.
— Нарушение клятвы влечет за собой расплату.
Это не был вопрос, но Калона кивнул.
— Да.
— Чем ты расплатился с ней?
— Она будет иметь власть над моим духом до окончания моего бессмертия.
— Великие боги и богини, значит, мы оба погибли! — невольно вырвалось у Рефаима.
Калона повернулся к нему, и Рефаим увидел в его глазах лукавый огонек, пришедший на смену недавнему бешенству.
— Неферет наслаждается бессмертием лишь кратчайший миг перед лицом вечности. Я был бессмертным миллионы лет. Если я и вынес какой-то урок из бесконечности прожитых мною жизней, так только тот, что на свете нет ничего нерушимого. Ничего, сын мой. Все можно разрушить — самое храброе сердце, самую чистую душу, не говоря уже о самой страшной клятве.
— Ты знаешь, как разрушить ее власть над тобой?
— Нет, но я знаю другое. Если я дам Неферет то, чего она больше всего желает, она отвлечется и даст мне время придумать, как разрушить эту власть.
— Отец, — нерешительно начал Рефаим. — Но ведь нарушение любой клятвы влечет за собой последствия. Не получится ли так, что, обманув Неферет, ты просто заменишь одно бремя другим?
— Нет такого бремени, которое я с радостью не взвалил бы себе на плечи, лишь бы избавиться от Неферет!
Калона произнес это с такой смертельной ледяной яростью, что от страха у Рефаима пересохло во рту. Он знал, что когда его отец впадал в такое состояние, единственным спасением было согласиться с ним, помочь ему во всем, а затем молча, терпеливо переждать бурю, приняв его сторону. Он давно привык к диким вспышкам Калоны.
Но вот к чему он не привык, так это к неожиданному возмущению поведением отца.
Рефаим почувствовал на себе испытующий взгляд Калоны, откашлялся и сказал именно то, чего ждал от него отец.
— Но чего же Неферет хочет больше всего на свете? И как мы сможем дать ей это?
Лицо Калоны слегка смягчилось.
— Тси-Сги-ли больше всего мечтает о власти над людьми. Мы дадим ей эту игрушку, позволив развязать войну между людьми и вампирами. Она хочет использовать эту войну как повод для роспуска Высшего совета. Когда это произойдет, вампирское общество будет обезглавлено, и Неферет, пользуясь титулом Инкарнации Никс, приберет его к своим рукам.
— Но в наши дни вампиры стали слишком рациональны, слишком цивилизованы и терпимы, чтобы воевать с людьми, — осторожно заметил Рефаим. — Мне кажется, они не поддержали планов Тси-Сги-ли.
— Это замечание справедливо для большинства вампиров, но ты забыл о новом поколении кровожадных монстров, которое она создала. У них нет никаких предрассудков.
— Красные недолетки, — медленно произнес Рефаим.
— Насколько я знаю, не все из них недолетки? — спросил Калона. — Я слышал, что недавно еще один парень пережил Превращение. И потом, у них есть своя Верховная жрица, эта Красная. Я не уверен, что она так же предана Свету, как ее подружка Зои.