49 
Имелось еще течение, которое проповедовало, что отделиться от США следует как раз Северу. Логика была нехитрая: если рядом с рабовладельческим Югом будет существовать совершенно независимая республика, где рабство запрещено, негры туда станут убегать массами, и в конце концов Юг останется вовсе без невольников. Опять-таки нельзя сказать, что это было глупой идеей.
Вот только эти теории категорически не нравились северным промышленным и финансовым магнатам, втихомолку финансировавшим движение аболов. Упомянутые господа, будущие олигархи, как легко догадаться, преследовали свои, сугубо практические цели – хотели максимально ослабить экономически своих южных конкурентов, а проще и легче всего это было сделать, выступая против рабства, основы южной экономики. И мысль о добровольном разделении страны им была не по вкусу: им-то, для того чтобы приумножить капиталы, как раз и требовалась единая страна, а не огрызок, где деловым людям не развернуться. И денежные тузы оказались в пикантном положении: с одной стороны, нужно было и дальше подбрасывать деньжат аболам, с другой же, аболы, не посвященные в тонкости большого бизнеса, сплошь и рядом бросали с трибуны идеи, неприемлемые для спонсоров, – но спонсоры ничего не могли поделать, приходилось терпеть, стиснув зубы…
И наконец, существовало достаточно сильное экстремистское крыло аболов – в чем-то до ужаса похожее на невежественную и горластую российскую интеллигенцию, считающую, что она способна решить все без исключения сложнейшие мировые проблемы одной левой. Аболы-радикалы, не утруждая себя размышлениями и расчетами, с пеной у рта требовали освободить рабов немедленно. Всех! Без исключения! Сию же минуту! За четверть часа!
Благими намерениями, как известно, порой вымощена дорога в ад. Обрушить моментально столь старое и громадное сооружение, каким был институт рабства, неминуемо означало бы погрузить страну в кровавый хаос (как случилось и в России в семнадцатом году). Но этого-то аболы-радикалы и не хотели понимать. Чем до ужаса напоминали большевиков, о которых еще не было ни слуху, ни духу: немедленно разнести старый мир до основанья, а там видно будет…
К тому времени большинство образованных людей было прекрасно знакомо с книгой английского консерватора Эдмунда Берка (1729–1797), политика и публициста. Берк писал очень толковые вещи: «Наука управления, предназначенная для достижения практических целей, требует от человека опыта, для которого подчас мало человеческой жизни, и он должен с величайшей осторожностью приступать к работам по сносу общественного здания, которое в течение веков отвечало своему назначению, и с еще большей осторожностью – к возведению нового, особенно когда нет модели, доказавшей свою полезность». Эти слова Берка относились к Великой французской революции, но с тем же успехом их можно было применить и к американскому рабовладению (и к освобождению крестьян в России, и к нашей Февральской революции).
Однако так уж повелось в мировой истории: консерваторы высказывают чертовски здравые идеи, предостерегая от резкого и насильственного слома старых устоев (особенно когда нет детального плана постройки нового), – но интеллигенты-экстремисты, не признавая ни логики, ни здравого практического смысла, буйствуют с пеной у рта: сломать! Немедленно! Все и сразу! А там видно будет!
Самое интересное, что негры – и свободные, активные деятели движения аболов, и рабы – сплошь и рядом выступали против подобных призывов!
Американский писатель и мыслитель Томас Скидмор, живший в первой половине XIX в., был горячим сторонником всеобщего равноправия, свободы и демократии для всех и, соответственно, горячим противником рабства. Однако в своей книге (141) написал удивительные строчки: «Тот, кто бывал на Юге, знает – многие рабы неохотно приняли бы свободу, если бы им ее дали».
Удивительны они только для тех, кто привык не выходить за пределы устоявшихся штампов. На деле негры-рабы действительно боялись воли. По той же причине, по которой русские крепостные мужички сплошь и рядом противились попыткам «доброго» барина их освободить.
Ларчик открывается просто: подавляющее большинство аболов собиралось освободить рабов пусть немедленно, пусть всех поголовно, но – без земли. Каковая оставалась священной и неприкосновенной частной собственностью белых.
А на кой черт негру свобода без земли?! Негр, знаете ли, не дурак и интеллектом нисколечко не уступает белому. Даже не обученный чтению, письму и прочим ученым материям, он обладает нешуточной житейской сметкой. И, как тот самый русский мужик, прекрасно понимает, что свобода без земли ему и даром нужна. Потому что свободному, но не имеющему земли негру придется вкалывать за гроши на хозяина – сплошь и рядом того же, прежнего. Разве что теперь негра нельзя будет продать, заклеймить или хлестать кнутом. Такая свобода, знаете ли, немногим лучше рабства…
49 
