И оттого, что дорога пролегала большей частью по открытой местности, блекло-сиреневую ограду (разве что чуточку более тусклую при дневном свете) они заметили издали, едва ли не за версту. Как и ночью, она геометрически правильным кругом охватывала поместье.
Они не сбились с шага, не приостановились — обменявшись быстрыми взглядами, продолжали, как ни в чем не бывало, шагать по заросшей травой полосе земли меж двух глубоких колей. Не было другого выбора. Обычным людям подобные штучки замечать категорически и не полагалось, к тому же из поместья, несмотря на значительное расстояние, кто-нибудь мог за ними наблюдать. Для этого не нужны ухищрения альвов: коли уж в поместье так пекутся о безопасности, могли посадить где-нибудь на верхних этажах, а то и на чердаке, часового с биноклем.
Так что они с самым безмятежным видом как ничего не подозревающие, не наделенные никакими особыми способностями обыватели приближались к сиреневому плетению, а там и прошли сквозь него как через дым костра или туман. И ничего, ровным счетом ничего с ними не произошло. Показалось, правда, поручику, что он на секунду ощутил ногами волну ледяного холода — словно в лютый мороз открыли дверь в доме. Однако могло и примерещиться от напряжения… Как бы там ни было, в доме теперь, несомненно, знали об их приближении — иначе зачем огород городить?
Они подошли уже совсем близко, но навстречу никто так и не появился, никаких хмурых сторожей с собаками, грозивших бы всеми мыслимыми карами за вторжение в частные владения. Тишина и благолепие. Видно, что рабочие понемногу разбирают остававшиеся возле башни леса.
Покосившись на спутника, Савельев ничуть не удивился произошедшей метаморфозе: лицо капитана изменилось, выглядело теперь гораздо более простецким, едва ли не глуповатым, он лихо вертел в руке тросточку, словно какой-нибудь приказчик на отдыхе, оглядываясь вокруг с демонстративным любопытством. Чтобы соответствовать, поручик залихватски сбил свою фетровую шляпу на затылок.
Старинный особняк явно нуждался в хорошем ремонте и уходе: отвалившаяся крупными кусками штукатура, изрядно облезшая краска на парадной двери, прохудившаяся крыша, многие окна заросли слоем пыли, а некоторые и вовсе выбиты, но незаметно что-то, чтобы их собирались застеклять. «Очень мило, — подумал поручик, пока капитан добросовестно колотил молотком по медной дощечке на массивных дверях. — Прикажете поверить, что бедный, как цирковая мышь, хозяин, коему неведомо откуда привалили приличные денежки, не фамильное гнездо принялся приводить в божеский вид, а пустил все на строительство башни? Даже для англичанина чересчур уж эксцентрично, знаете ли…»
Капитан без всякой деликатности грохотал молотком, как и было, наверное, в обычае в старые времена. Дверь распахнулась неожиданно — и на них выжидательно исподлобья уставился рослый малый — неплохо одет, даже при галстуке, вот только даже на взгляд малознакомого с английскими реалиями поручика ничуть не похож на вышколенного дворецкого или хотя бы предупредительного слугу из романов английских классиков. Очень уж продувная рожа: обнаружив такого поблизости на людной улице, начнешь опасаться за бумажник и часы, а уж если такой экземпляр попадется в сумерках на большой дороге, вообще приготовишься к самому худшему. Так и кажется, что он сейчас совершенно по-русски рявкнет: «Чаво приперлися?»
Капитан, если даже и думал о том же самом, вида не показал — все так же простецки ухмыляясь, протянул верзиле визитную карточку:
— Доложите хозяину, милейший: капитан Райт и доктор Джексон из Лондона. Хотели бы побеседовать с милордом по сугубо частным делам.
Верзила взял карточку так, словно опасался, что она обернется каким-нибудь мелким зверьком и тяпнет за палец. Смотревший через его плечо в холл поручик увидел человеческую фигуру, в непринужденной позе стоявшую на ведущей к верхним этажам лестнице. В холле было темновато, невеликие запыленные окна пропускали мало света, а искусственное освещение не включено. Тем ярче смотрелся в полусумраке сверкнувший на лестнице прекрасно обоим знакомый огненный взгляд. Это альв там стоял, сволочь такая…
А вот нелюбезный привратник, сразу видно — доподлинный человек: ну, понятно, не станут же благородные господа альвы унижать себя исполнением столь низменных обязанностей.
— Милорд сейчас в Лондоне, — словно бы даже с некоторым злорадством сообщил детина. И все же счел нужным добавить: — Сэр…