Особенно,... 
159 
Сделали небольшой крюк, шагая меж домов. Попадались особо престижные по здешним меркам строения из адобес – необожженного кирпича, – крытые неоцинкованной жестью, а парочка даже набившей оскомину рифленкой. Но большинство – простые лачуги, слепленные из глины пополам с сухой травой. Правда, чуть ли не над каждой торчала телеантенна-тарелка.
Очень похоже, хваленая индейская невозмутимость – а уже ясно, что деревня индейская, – была присуща лишь куперовским героям. Здешние «индиос» вопили и махали руками, словно бразильские футбольные болельщики или отечественные пьющие люди, ломившиеся в магазин в ужасные времена полусухого закона. Женщин почти не было, в основном мужчины в ворсистых штанах по колено, войлочных шляпах, с красными и синими пончо через плечо (попадались, правда, индивидуумы, экипированные с дешевым городским шиком – джинсы при домотканой рубашке, костюм из магазина готового платья, но с пиджаком, надетым на голое тело).
Средоточием шума была хижина с одним-единственным окном и дверным проемом без двери. Вот сидевший на глиняном порожке человек как раз и был воплощением классической невозмутимости героев Купера: зажав меж колен высокое дряхлое ружьецо, он курил дешевую черную сигару, время от времени похлопывая левой рукой по рукояти всаженного в землю мачете. Орущая толпа особенно не напирала, держа некое, словно бы строго оговоренное расстояние. Время от времени кто-то выскакивал вперед, но тут же, пару раз взмахнув кулаком, нырял назад, в плотно сбитую толпу односельчан. Чуть в стороне помещался старик в черной рясе, с тусклым крестом на груди, порой он пытался, такое впечатление, навести порядок, но его почти не слушали.
Кацуба вразвалочку двинулся прямо на толпу, мурлыкая:
- Село солнце, село за далекие моря,
- Мне драться надоело за идеи Октября...
Удержав его за локоть, Ольга плавным движением выдернула «беретту» из кобуры и дважды выстрелила в воздух.
Эффект получился поразительный – толпа вмиг шарахнулась, распадаясь надвое так, словно на нее пер танк. Моментально настала томительная тишина. Сидевший продолжал невозмутимо пускать вонючий дым.
Решив ковать железо, пока горячо, Ольга шагнула вперед и, перебросив пистолет в левую руку, правой помахала пресловутым сальвокондукто – даже после всех свертываний-разворачиваний и пребывания в кармане бумага с печатями выглядела внушительно. Мазур зорко поглядывал, не решит ли кто-нибудь повести себя некорректно. Священник подошел к Ольге, она, к некоторому удивлению Мазура, присела, согнув правое колено – а это и называется подойти под благословение, – выпрямилась и громко бросила в пространство несколько фраз с неподражаемой барственной интонацией, в ее устах вовсе не казавшейся актерством.
К ней опасливо подошел толстый индеец – тот самый, в городском пиджаке на голое тело, с увесистым серебряным крестом на груди. Кто-то из толпы попытался было вклиниться со своими объяснениями, но теперь уже индеец рявкнул на него так, что сразу стало ясно: он и есть местная власть. Как это у них называется? Ага, сеньор алькальд.
Священник и алькальд что-то возбужденно объясняли Ольге. Она слушала, спрятав пистолет и страшную городскую бумагу. Народ безмолвствовал в полном соответствии со строками пушкинской трагедии. Сидевший докурил сигару и отшвырнул дымящийся бычок, едва не угодив на чью-то босую ступню. Хозяин ступни молча шарахнулся, его подтолкнули локтем, призывая к тишине и спокойствию.
– Н-да, Шекспир в мягком бумажном переплете... – покрутил головой Кацуба. – В таких местах иногда самые натуральные шекспировские страсти случаются, дело-то не в декорациях, а в бурлении и накале эмоций...
– Да что такое? – жадно спросил Мазур.
– Чудище с зелеными глазами, сиречь ревность. Вон тот обормот, на которого они все напирают, – местный охотник. Надо полагать, особенной любовью односельчан не пользуется, как оно и бывает на всех широтах: они все нищие, но прикованы к своим клочкам земли, охотник ничуть не богаче, но как бы свободнее – шляется себе по лесам целыми днями, пока другие в поле горбатятся... Вон как вызверились... Другому бы, глядишь, с рук и сошло...
– Что сошло? Да объясни ты!
Кацуба повесил автомат на плечо, почесал в затылке:
– Говорю тебе – Шекспир. К женушке повадился какой-то хваткий парень... я не понял, кто такой, какое-то местное слово... ага, ясно, нечто вроде караванщика, караваны лам на базар гоняет, а это, по здешним меркам, фигура – и денежки в кармане звенят, и городское обхождение знает... Короче, вернулся охотничек раньше срока и застукал парочку «ин флагранте»[38]. Кавалер успел рвануть в неизвестность, не утруждая себя надеванием порток, а вот неверная женушка доигралась... Мачете видишь? Все в пятнах?
159 
