3 
Гарфорт приложил руку к своей треуголке, и карета, скрипнув, тронулась. Можно было бы ехать и побыстрее, но после аварии Розамунда уже не осмеливалась подгонять кучера — так же, как не в силах была заставить себя переспать с маскарадным гулякой. Что ж, она попробует согрешить позже, тем более что в следующий раз это не будет для нее таким потрясением. Впрочем, подобные страхи нельзя побороть одним лишь усилием воли.
Отбросив мысли о грехе, она сосредоточилась на насущном и вновь дотронулась до ледяной шеи мужчины. Пульс еле прощупывался. От переохлаждения ведь можно и умереть!
— Что скажешь, Милли?
Горничная красноречиво скрестила руки на своей необъятной груди и заявила:
— Скажу, что он опасный бандит, миледи. По нему виселица плачет. Когда он очнется, вам лучше держаться от него подальше.
— А что, если он не очнется? Вдруг он умрет?
На самом деле Милли была доброй женщиной, просто ее раздражала непредвиденная задержка в пути. Уже ночь, а они застряли на дороге, вместо того чтобы отдыхать в какой-нибудь уютной гостинице. Подавшись вперед, служанка оглядела незнакомца.
— На мой взгляд, он вполне крепок и здоров. Выживет, если не подхватил воспаление легких.
Розамунда крепче прижала мужчину к себе. Даже если он последний негодяй, она его нашла, и она о нем позаботится.
Хоть что-то да может она сделать правильно!
* * *
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем карета свернула на дорожку, ведущую к дому. Розамунда осторожно переложила незнакомца со своих колен на сиденье, а когда карета остановилась, спрыгнула на землю и, подбежав к двери, громко постучала. Света в окнах не было, но сторожа наверняка не спят.
Дверь открыла высокая и худая миссис Акентвейт. Подозрительно вглядываясь в темноту, она наконец воскликнула:
— Ба, леди Овертон!
— У меня в карете больной. Мистер Акентвейт не поможет перенести его в дом?
— На кухню, — отрывисто распорядилась экономка, — иначе он запачкает нам весь пол.
Том и коренастый мистер Акентвейт тотчас двинулись по коридору и оставили незнакомца в кухне, согретой большим очагом, а потом поспешили во двор, чтобы помочь Гарфорту с лошадьми.
— Оставайтесь на ночь, миледи, — решительно заявила миссис Акентвейт, — уже поздно.
— Дорогу от самого Харрогита развезло из-за дождя. Мы подобрали его по пути. Представляете, он лежал прямо на обочине! — В голосе Розамунды послышалось неприкрытое удивление. — Надо снять с него мокрую одежду.
— Разумеется, — согласилась женщина, закатывая рукава. — Пойдем, Милли.
Тучная Милли до сих пор развалясь сидела в кресле, но теперь встрепенулась.
— Отдыхай, Милли, — бросила Розамунда, — я помогу сама. — Миссис Акентвейт посмотрела на нее, осуждающе сдвинув брови, — то ли потому, что та баловала служанку, то ли потому, что собралась иметь дело с голым мужчиной, и Розамунда сочла нужным добавить:
— Я замужняя женщина, миссис Акентвейт. — На самом деле за восемь лет супружеской жизни Розамунда ни разу не видела мужского тела. — И потом, разве у вас нет служанки? Ведь ваши дочери обзавелись семьями.
— Джесси ложится спать на закате, миледи. Я настаиваю на этом, потому что вставать ей приходится тоже вместе с солнцем. Мы и сами уже отходили ко сну. — Судя по всему, она намекала на то, что добропорядочные люди не шастают по дорогам после захода солнца.
Розамунда пропустила мимо ушей резкую отповедь экономки, ибо та в общем-то бранилась беззлобно, и сняла перчатки, шляпку и плащ. Потом после некоторого раздумья стянула с головы кружевной чепец с оборками, закрывавший ее щеки. Здесь не было посторонних, и все же она провела пальцем по своему самому большому шраму у правого глаза. Что, если незнакомец придет в сознание и увидит, как она склонилась над ним?
Слегка поежившись, она опустилась на колени и помогла экономке развернуть одеяла. Миссис Акентвейт приподняла мужчину за плечи, а Розамунда стала стягивать с него мокрую одежду — сюртук, жилет, галстук и рубашку.
Она разгорячилась и запыхалась от усилий, а он по-прежнему лежал без движения. Вместе с миссис Акентвейт девушка энергично растерла его грубым полотенцем и обрадовалась, когда он задрожал. Зубы его выстукивали дикую дробь.
— Уже лучше, правда? — спросила она экономку.
— Да, и все-таки надо его как следует согреть. Я принесу сухие одеяла и кирпичи, обернутые в тряпку.
3 
