46 
— Да послушайте же! Остановитесь! — закричал Павлуша, хватая женщину за плечо. — Вы куда?
Торговка сигаретами вздрогнула, обернулась и, узнав, насмешливо блеснула тещиными глазами из-под платка.
— О! Вот вы где! А я прямо к вам. Дай, думаю, с утра забегу, чтоб человек не мучился даром. Документик-то, документик ваш — у меня остался.
Напугались, наверное? Где ее, старую-то дуру, искать? А я вот она, сама прискакала…
Колени Павла Николаевича подкосились. Чтобы не упасть, он вынужден был ухватиться за плечо женщины.
— Да что это вы? — испугалась торговка. — Вот он, паспорт, все в целости. Чего ж теперь переживать?
— Х-хосподи!.. — выдохнул Романов, хватая старуху в объятия. — Дорогой вы мой человек! Золотая! Спасибо вам преогромное… Если бы вы знали!..
— Да ладно вам, пустяки какие. Ну на что он мне, сами посудите? Там и адресок ваш… я и нашла. Недалеко ведь… Как теща-то? Не лучше?
— Не лучше, — помотал головой Павел Николаевич, медленно приходя в себя, но уже раскрывая паспорт. За срезом обложки мелькнул голубой уголок кредитки, и его окончательно отпустило. Но только на секунду, потому что воображение тут же подбросило картину того, что могло произойти, если бы женщина явилась десятью минутами раньше и столкнулась в дверях квартиры с Сабиной Георгиевной. Брр…
— Не знаю как и благодарить… — забормотал он, отступая на шаг. — Вам… вам просто памятник надо поставить!.. Буквально. Ну кто бы мог подумать, что Это так важно, вы не представляете!..
— Да будет вам, — засмеялась женщина смущаясь. — Памятник, тоже.
— Ну, я побежала, у меня бизнес стоит…
Вскинув на плечо холщовую сумку, знакомую Павлуше по вчерашнему, она тем же аллюром засеменила к выезду на проспект. Ботинки женщины скользили и, ловя равновесие, она неловко разбрасывала на ходу короткие полные руки без перчаток.
Павел Николаевич сунул паспорт в карман и глубоко вдохнул сырой, знобкий воздух. «Доцента» нигде не было видно — скорее всего он где-то укрылся и выжидал, пока Романов разберется с женщиной. Теперь — вперед.
Сабина Георгиевна с псом по-прежнему блуждали в районе детской площадки, и, судя по тому, что ее распорядок дня не был нарушен, о пропаже из ящика письменного стола она ничего не подозревала. Сейчас он подойдет и спросит, не приходилось ли ей бывать во Флориде, и если да, то сильно ли тамошний климат отличается от сочинского… А потом — прямиком домой. Есть хотелось нестерпимо, от голода ломило в висках и мутило…
В это утро я проснулся на удивление бодрым. Черт знает почему. Может, погода переломилась к теплу, может, в комбинации полей и энергий, держащих в состоянии постоянного обалдения нынешнего горожанина, произошел какой-то благотворный сдвиг, — не знаю.
Во всяком случае, на вахту я спустился на четверть часа раньше положенного, сменив осовевшего после бессонной ночи Кузьмича, вяло ковырявшего ложкой в литровой банке с каким-то самопальным варевом.
Он жил один, и вся его кулинария сводилась к формуле «первое и второе в одной посуде». Выходило что-то крайне неаппетитное, но Кузьмич привык довольствоваться малым.
После сдачи стоянки, где ночевали всего шесть машин, мы с ним глотнули кофейку из моего термоса, и Кузьмич заторопился, сославшись на какие-то пенсионные дела, хотя обычно мы с ним полчаса болтали и покуривали, пока утренний наплыв народа, двигающегося в обе стороны, не спадал. К этому времени и стоянка пустела, только какая-нибудь парочка "Жигулей-инвалидов, выездивших все сроки, сиротливо дожидалась ремонта, притулившись к кустам по правой стороне площадки.
Я едва успел, героически напрягаясь, разложить свои бумажки, как мимо меня промчался Павел Николаевич Романов. Вид он имел крайне озабоченный, а в ответ на мое приветствие окинул меня таким злобно-недоумевающим взглядом, будто я спозаранку попросил у него на опохмелку.
Мысленно пожелав ему того, чего добрый христианин не должен желать ближнему, я вместо осточертевшего отчета о практике стал листать оставленную на посту Кузьмичом «Вечерку».
Когда я добрался до объявлений об элитных саунах, которых в городе было, оказывается, великое множество, лифт привез Сабину Георгиевну и Степана.
Сабина была по-прежнему в темной, видавшей виды куртке, теплых брюках от спортивного костюма и высоких кроссовках «Аскот». Голову ее украшал желтый кокетливый берет. Бодро поздоровавшись, она попыталась было задержаться у моей загородки, чтобы перекинуться парой слов, но Степан категорически не был расположен к беседам.
46 
