44 
Человек, сидевший за рулем, опустил стекло со своей стороны и выбросил окурок. В полумраке блеснула тонкая золотая оправа очков. В салоне пахло сигаретами «Парламент» и новой кожей от перчаток водителя… Больше всего этот человек походил на доцента-гуманитария из молодых. В библиотечном на любой кафедре можно было встретить хотя бы одного-двух похожих на него как две капли воды. Лекций, однако, «доцент» не читал.
— Ну, — произнес он, поворачивая лицо к Павлу Николаевичу, — давай. И по-быстрому, я спать хочу. Мне еще ехать.
— Что давать? — растерялся Романов.
— Имя.
В голове у Павла Николаевича будто лопнула какая-то резинка. Перед глазами забегали розовые пятна.
— Сабина Георгиевна… Новак, — хрипло произнес он после секундной заминки.
— Кто она тебе?
— Теща.
— Возраст?
— Шестьдесят семь.
— Где живет?
Романов продиктовал адрес.
— Ходячая?
— То есть? — глуповато переспросил Романов. — В каком смысле?
— Ну… выходит на улицу?
— Да. Трижды в день гуляет с собакой. Во дворе. В девять, в четырнадцать и около двадцати ноль-ноль. Иногда выходит одна — без графика. Но нечасто.
— Фотография у тебя с собой, конечно? Вроде как в анекдоте?
— Нет, — произнес Павел Николаевич, сжимаясь от внезапного воспоминания о паспорте.
— Ладно. — «Доцент» побарабанил пальцами в перчатке по торпедо. — Тогда делаем так. Завтра без десяти девять я буду возле входа на оптовый рынок. Это минут семь-восемь пешком от тебя. Увидишь меня — разворачивайся и чеши к себе во двор. Я пойду сзади метрах в сорока. Во дворе подойдешь к старухе и заговоришь — встанешь так, чтобы не перекрывать мне поле зрения, После этого сразу домой. Жди звонка.
— Послушайте, — проговорил Романов, — я хотел бы попросить вас… В общем… Можно, чтобы это случилось, ну… подальше от дома?
— Зависит от обстоятельств, — сухо бросил водитель. — Ты же торопишься?
— Павлуша кивнул. — Ну вот. Значит, придется все лепить на ходу.
— Хочу предупредить, — вдруг спохватился Павел Николаевич.
— Что такое?
— Подъезд дома охраняется. Там постоянно находится дежурный.
Человек за рулем засмеялся, кончиком пальца в коричневой коже поправляя очки на переносье.
— В чем дело? — спросил Романов.
— Это по поводу охраны, — сказал водитель, отсмеявшись. — Все нормально… Теперь — деньги. Тебе уже сказали сколько. Аванс сейчас. Расчет после звонка. Если я скажу «готово», в восемнадцать ноль-ноль встречаемся в зале международного почтамта. Встанешь в очередь у окошка «Прием бандеролей».
Деньги положишь в конверт. Я подойду. Обратный адрес можешь не писать.
Услышав снова короткий смешок, Романов вынул купюры, которые вручил ему Мамонт, и отдал.
— Все, — сказал водитель, не глядя бросив деньги на торпедо. — Принято.
Вылезай. Я поехал.
Павел Николаевич завозился с незнакомым замком, и хозяину машины пришлось потянуться и открыть ему дверцу.
Снова оказавшись в промозглой темноте, Романов сунул руки в карманы и стал обходить газон, двигаясь по направлению к знакомому бульвару позади Экспоцентра.
За спиной завелся двигатель, и машина отъехала.
Деловитость и совершенное равнодушие «доцента» к факту «заказа» странным образом успокоили его. На передний план выступили конкретные задачи, которые предстояло разрешить в течение следующего дня. Во-первых, с самого утра, еще до встречи с «доцентом», следовало бы отправиться в банк и заявить об утере кредитной карточки. Здесь, правда, была одна проблема: первые четыре цифры персонального кода — год рождения Гильотины — он помнил, остальные же как-то размылись в памяти. Только с большим усилием ему удалось восстановить их, но твердой уверенности все равно не было. Днем предстояло разыскать покупателя и в течение дня завершить сделку с квартирой. Доверенность налицо, никаких серьезных препятствий возникнуть не может.
Все это нужно провернуть еще до семи вечера, иначе он окажется не в состоянии расплатиться с Мамонтом и «доцентом», что повлечет за собой совершенно непредсказуемые и опасные последствия. Да — наверняка с утра в банке никого из начальства не будет, так что туда можно и не соваться.
О том, что еще должно произойти в течение этого дня, он не думал, словно участок мозга, содержащий сведения о матери его жены, был отключен или находился под действием сильного наркотика.
44 
