70 
Повсюду стояла кладбищенская тишина. Дождь кончился, из окна пахло мокрыми деревьями, мы сидели, с удовольствием покуривая мои «Ротманс», и Сабина шепотом повествовала:
— Я как-то бежала поздно вечером через городской парк со второй смены.
Это был исход зимы, тяжелой, промозглой, часы показывали около одиннадцати, но мне было почему-то хорошо: конец рабочей недели, я — свободная личность, всеобщее обалдение от хрущевских перемен, в общем — лирика. Что-то новое витало в воздухе. И вижу: сидит на скамье нечто скрюченное, я даже подумала, что несчастный алкаш замерзает или уже замерз…
— И тут же бросились к нему?
— Естественно! — Сабина вынула у меня из рук бутылку. — Рефлекс всех битых… Мужчина был скорее жив, чем мертв, но в таком отчаянном положении, что я, не раздумывая, позвала его к себе. Кстати, он был абсолютно трезв и до обморока голоден… Он проглотил все, что я поставила на стол, и мгновенно уснул у меня на кушетке. Спал он и тогда, когда днем я уходила на работу. Была суббота — это я очень хорошо запомнила. потому что в воскресенье вечером он уже уезжал, в мой выходной.
— А соседи?
— Угорели от любопытства. Возвращаюсь с работы часов в восемь, открываю дверь своим ключом, а соседка якобы подметает пол в коридоре, чего за ней не водилось. «У вас в комнате какой-то мужчина стонет и мечется». Я бегом к себе, вспомнив, что заперла своего гостя, распахиваю дверь, а он, бедолага, несется по коридору прямиком в туалет. И представьте себе, каков инстинкт — безошибочно нашел… Соседка крутится тут же, глаза перепуганные, но такие жадные, будто человек выбежал в чем мать родила… Самое смешное, я помню все эти мелочи, а лица его почти не помню. Ни как был одет, ни цвета волос… Это, впрочем, уже не имеет никакого значения… Он возвратился, и я захлопнула дверь, дважды повернув ключ изнутри.
Мы оказались приблизительно одного возраста и даже роста, а звали его Александр Матвеевич Гвоздев, он приехал в город из Новосибирска в командировку, и за день до нашей встречи его обокрали до нитки. Он так пал духом, что в гостинице, где за ним числился номер, не ночевал, бродил по городу, пока не застрял в парке. Такой характер. Он даже не мог заставить себя позвонить жене и сообщить, что живой. Ну, я его опять кормила, мы разговаривали — кстати, он оказался интересным собеседником… Очевидно, Егор, — она вздохнула, — к этому времени я созрела для любви!
Мое воображение тут же дорисовало остальное: долговязого, сутулого Александра, вероятно, в очках и с залысинами, наконец-то переставшего дрожать от нервного потрясения, с пухлыми губами и неизбывным испугом в глазах, и рослую сухопарую Сабину, с ее гордой шляхетской осанкой и нежным славянским сердцем. Ее девически чистую комнату, где за шкафом в тайнике под обоями она прятала письма отца и брата, ее высокую кровать с периной и никелированными. шарами на спинках…
— О, Ежи, — донесся до меня голос Сабины, — я" честно говоря, так перепугалась, когда он меня обнял и зарыдал, что не знала, куда девать руки.
Александр оказался неожиданно сильным… К утру мы выкурили все мои папиросы, и я сказала ему, что выйду в ларек. Когда я возвратилась, он спал, и мне ничего не оставалось, как отправиться на общую кухню готовить обед. Там к этому времени уже собралась вся публика… Через два часа я была на вокзале — покупала ему билет в Новосибирск на вечерний поезд. Потом мы пообедали и съездили в гостиницу, где он оплатил счет и получил обратно свой паспорт. Позже он долго составлял объяснительную в НИИ, куда был направлен в командировку, я ее отредактировала, он переписал и взял с меня слово, что я снесу ее в понедельник директору… Мы немного посидели на вокзале, и он уехал, пообещав мне выслать деньги по адресу, который записал на салфетке… Единственное, чем похожа на него Женечка, — так это привычкой спать на животе и, волнуясь, безостановочно мигать.
— Он вам не написал?
— Разумеется, нет. — Сабина неожиданно легко спрыгнула с подоконника и поежилась. — А я и не ждала, — беспечно проговорила она. — Мне было достаточно и того, что жизнь моя так круто повернулась… Брат давно звал меня. Уехать мне было почти невозможно, но как только я поняла, что беременна, сразу уволилась, сняла комнату в другом районе, устроилась дворником и принялась хлопотать,..
Как меня выпустили, до сих пор ума не приложу, хотя тут сыграло роль не только то, что по инстанциям я ходила с выпиравшим животом, но и то, что мой химкомбинат, оказывается, все-таки не относился к режимным объектам… Женя родилась уже в Америке, но это совершенно другая история.
70 
