89 
– Почти все можно сушить и потом использовать, леди Мадлен, – сказала Уинифред с лучезарной улыбкой. – Щедрость Господа безгранична.
Сестра Уинифред распорядилась половину молока перерабатывать в твердые сыры, которые надлежало бережно завертывать и хранить в холодном месте. Они с Мадлен решили, что более всего для этого подходит часовня. Там было холодно и безопасно. Отвечать за сохранность сыра Мадлен назначила двух надежных людей.
Отец Седрик охотно согласился предоставить им помещение для хранения продуктов.
– Христос дал людям вино в Ханнане, леди Мадлен. Он был бы счастлив дать им сыр в январе.
Сестра Уинифред умела сушить мясо, как и овощи. Она объяснила, что оно не так вкусно, как копченое мясо или солонина, но сохраняется дольше. Его можно истолочь в порошок и добавлять к вареному зерну или овощам, получая питательную кашу.
Мадлен чувствовала себя так, словно тяжелое бремя свалилось с ее плеч. Голод больше не угрожал им. Сестры никогда не унывали. Проблемы, приводившие Мадлен в отчаяние, казались им увлекательным состязанием. Они заразили всех обитателей замка своим жизнелюбием, и каждый работал, как никогда раньше.
В присутствии монахинь жизнь стала значительно легче и спокойнее. Они проводили много времени за работой, зачастую распевая при этом молитвы, а за вечерней трапезой всегда были веселы и охотно рассказывали забавные истории. И эти истории были вовсе не о войне.
Даже Эмери смягчился с прибытием сестер. Мадлен убедилась в этом, когда однажды вечером они уговорили его спеть песню. Он не брал в руки лиру со дня их свадьбы, хотя Жоффре и Хью время от времени просили его об этом. Мадлен глотала слезы, слушая его прекрасный голос.
Когда он отложил лиру, казалось, напряженность оставила его. Они с Мадлен все еще сидели за главным столом, тогда как монахини отошли и уселись у окна, чтобы воспользоваться последними лучами заходящего солнца для своей вышивки. Хью и Жоффре присоединились к другим мужчинам в зале, сравнивая способы заточки клинков.
В любой момент Эмери тоже мог подыскать предлог покинуть ее, но Мадлен чувствовала, что настало время, когда ей удастся найти в нем хоть немного доброты и участия.
– Как продвигаются дела на башне? – спросила она.
– Почти закончены. Она не сможет противостоять армии, но тогда здесь и ничто не устоит.
– Что еще нужно сделать для обороны?
По правде говоря, Мадлен это вовсе не интересовало, но она не могла придумать другую тему для разговора.
– Мы дополнительно укрепим стены. Кроме этого, можно предложить только ров с водой. Но захочешь ли ты отвести ручей?
– Я не знаю.
Его взгляд ясно говорил, что он попусту теряет время.
– Я имею в виду, – поспешно сказала она, – что мне не известно, как это отразится на деревне. Повлияет ли это на сток воды или на орошение полей?
Он выслушал ее с вниманием и оттенком уважения.
– Это действительно надо учитывать. Большинство нормандцев не стали бы беспокоиться по такому поводу. Обычно они предоставляют людям самим выпутываться, как те сумеют.
Мадлен увидела, что муж одобряет ее и даже восхищен ею. Она воспрянула духом.
– Я думаю, нам следует спросить жителей деревни на одном из их собраний. Сход, так они его называют?
– Да. – Он изучал ее, отхлебывая вино из кубка. – Ты не боишься стать немного англичанкой, спрашивая мнение крестьян?
– Я и есть англичанка, – сказала она твердо. – Здесь мой дом.
Он снова выпил. Мадлен подняла свой кубок, лихорадочно подыскивая новую тему для разговора.
– Как твоя рука? – спросила она.
Как только стало очевидно, что рана его заживает, Эмери сам перевязывал себе руку. Но сегодня он в первый раз надел браслет. Шрамы несколько исказили рисунок, но был ясно виден олень с прекрасными ветвистыми рогами. Когда-нибудь его узнают.
Она затаила дыхание. Ее превосходная работа может привести его к смерти. Неудивительно, что он не хотел, чтобы рану зашивали.
– Она заживает хорошо, – сказал он.
– Тебе не больно носить браслет?
– Нет.
Мадлен глубоко вздохнула.
– Если бы я не зашила рану, рисунок был бы уничтожен.
Их глаза встретились.
– Так бы оно и было.
Мадлен облизала пересохшие губы.
– Это можно переделать, – осторожно сказала она.
Он не стал притворяться, что не понял.
– Я мог бы порезаться ножом или неосторожно прислониться к раскаленному железу в кузнице. Но я должен принять свою судьбу.
89 
