83 
Через несколько минут он, с подписанным герцогом разрешением в кармане, спустился к воде боковой лестницей и, стоя в отдалении, преспокойно наблюдал за происходящим: как новые стражники, появившиеся на пристани поначалу с беззаботным видом, незаметно сомкнули кольцо вокруг Атоса и Гримо, как по сигналу внезапно ринулись на них со всех сторон, обезоружили, связали и поволокли куда-то темными аллеями…
Совесть д’Артаньяна безмолвствовала. Вряд ли господам Атосу и Гримо будет причинен какой-то ощутимый вред. Их день, а если повезет, то и два, продержат под замком, пока герцог не пресытится балом с его игривыми забавами… А потом… Да ничего страшного, ручаться можно. У Атоса при себе какие-то письма, из которых, есть такое подозрение, сразу станет ясно, кто подлинный посланец королевы, а кто фальшивый. Вот тогда справедливость будет восстановлена и на самозванца, вне всякого сомнения, будет объявлена охота по всей Англии – но не раньше… Значит, надо ухитриться исчезнуть из Англии до того, как станет ясно, кто есть кто, до того, как Атос вновь станет Атосом, а герцог обнаружит пропажу подвесков…
– Господи боже мой! – воскликнул д’Артаньян тихонько. – Я совершенно не подумал о…
Королева уже знает о предстоящем бале в парижской ратуше – и о том, что ей непременно следует надеть алмазные подвески, подарок царственного супруга. Но поскольку подвески-то у Бекингэма…
Д’Артаньян хлопнул себя кулаком по лбу. Ну конечно же! Самый простой выход из столь опасной и щекотливой ситуации – послать в Лондон гонца, чтобы забрал опрометчивый подарок у герцога и привез его назад! Кардинал так и говорил, точно! Сто против одного, что этим гонцом и оказался Атос…
Ну и что? Собственно, а что это меняет? Во-первых, неопровержимая улика, два подвеска из двенадцати, уже в руках д’Артаньяна, а во-вторых, много времени пройдет, прежде чем Атос докажет, что он именно Атос, а не зловредный шпион кардинала, пресловутый д’Артаньян, погубивший на корню заговор…
И все равно следует припустить со всех ног, или, учитывая специфику расположения Хемптон-Корта, – приналечь на весла…
Д’Артаньян подошел к своей лодке, где в компании лодочника восседал Планше. Между ними стояла бутылка вина, и они что-то весело толковали друг другу, уже явно успев подружиться.
Поманив слугу, д’Артаньян отошел подальше от берега, чтобы лодочник их не слышал.
– Вот что, Планше, – сказал он тихонько. – Ты видел, как схватили Атоса с Гримо?
– Конечно, сударь. Я так и понял, что это вы что-то хитрое придумали. И позволил себе выпить за ваш светлый ум… Уж я-то их сразу признал… Мы что, плывем в Лондон?
– Не мы, а я, – сказал д’Артаньян. – Планше, ты себя давно показал сметливым и расторопным малым… Не подведи и на этот раз. Оставайся здесь. Нужно будет разнюхать, куда заперли эту парочку, – а вдруг у них в запасе какой-нибудь коварный ход и они быстрее обретут свободу, чем я рассчитывал? Наблюдай, вынюхивай, подкупай, если понадобится, англичане любят золото не меньше, чем наши земляки, – он, не считая, выгреб из кошелька пригоршню монет и сунул Планше в руку. – Я до полудня буду ждать тебя в «Кабаньей голове» – ну, а если опоздаешь, придется тебе выбираться из Англии самому. Ничего, по-английски ты говоришь свободно, денег у тебя достаточно, тебя, в отличие от меня, мало кто знает здесь в лицо… справишься?
– Конечно, сударь, – уверенно сказал Планше. – Я у вас на службе многому научился…
– Приступай немедленно, – сказал д’Артаньян.
Он ободряюще похлопал слугу по плечу, шагнул в лодку и удобно разместился на широкой скамье в корме. Лодочник проворно заработал веслами, выгребая на середину реки среди скопища иллюминированных суденышек.
Течение подхватило лодку и проворно понесло ее в сторону Лондона. Довольно быстро сверкающий огнями дворец остался позади, вокруг потянулись темные берега, только звезды сияли над головой, окружая луну, и д’Артаньян, поплотнее закутавшись в плащ, погрузился в дрему – до Лондона было около пяти лье, и можно было немного поспать, отдыхая душой и телом от нечеловеческого напряжения этого вечера…
Глава седьмая,
где выясняется, что английские служители правосудия, собственно говоря, ничем особенным и не отличаются от своих французских собратьев
Король Людовик Тринадцатый выпрямился во весь свой немаленький рост, став по-настоящему величественным и грозным, подобно иным из его венценосных предков, внушавших страх европейским державам, вражеским армиям и нерадивым министрам с непокорными вельможами. Взор его метал обжигающие, ослепительные молнии, голос гремел, как гром:
83 
