Последние отзывы

  25  

– Слушай, – сказал Мазур, присмотревшись, – ты ведь волосы красить начал...

– Ага, – сказал Лаврик преспокойно. – Заметил все же? А мне клялись, что подобрали красочку, не отличимую от прежнего колера волосни...

– Вот то-то, – сказал Мазур. – Слишком уж у тебя патлы м о л о д ы е. Я тебя лицезрел на протяжении многих лет...

– Ну вот, пришла такая блажь, – сказал Лаврик. – Седины отчего-то терпеть не могу. Тебе, сразу видно, красивая проседь на висках только нравится, а я не переношу что-то... Могу я наконец себе позволить какой-нибудь пунктик?

– У тебя один уже есть, – сказал Мазур. – Пенсне твое легендарное.

– Ну, пенсне у меня настолько давно, что превратилось уже из пунктика в непременную деталь образа...

– А почему сейчас не надел?

– Потому что разговор будет крайне серьезный, – сказал Лаврик.

– Да ну? – с наигранной беспечностью улыбнулся Мазур.

Лаврик смотрел на него строго и печально. И не мигал так долго, что в самом деле стал напоминать гремучую змею – не шебутную, кусающую все, что движется, а пожилую уже, умудренную житейским опытом и философской ленцой. Но тем не менее оставшуюся полноценной гремучкой с полным комплектом зубов...

– Сколько лет мы друг друга знаем, я уже путаюсь, – сказал он наконец. – Двадцать пять уж точно.

– Даже поболее, – сказал Мазур.

– Вот именно, даже поболее. И никак нельзя сказать, что мы с тобой были недругами, даже недоброжелателями не были. Я тебе как-то жизнь спас, всерьез, без дураков, а ты, соответственно, мне. Или наоборот – сначала ты мне, а потом я тебе... Не помню точно. Какая разница?

– Какая разница? – как эхо подхватил Мазур. – Но если уж у нас выдался умиленный и ностальгический вечер воспоминаний, то, исторической точности ради, нельзя не внести в летописи и на скрижали, как ты лет восемь назад меня всерьез подозревал то ли в шпионаже, то ли в измене, то ли во всем сразу. В Сибири дело было. Помнишь?

– Да помню, конечно, – без малейшего смущения кивнул Лаврик. – Обиду затаил?

– Я их не таю. Проходят помаленьку, рассасываются...

– И правильно, – сказал Лаврик. – Потому что такая уж у меня в этой жизни была историческая функция: подозревать всех и каждого и, едва это обрастет чем-то вещественным, действовать.

– Так не было у тебя ничего вещественного.

– Не передергивай. Ты прекрасно понимаешь, о чем я, – о ситуации, которая называется «так уж сложились подозрения».

– Понимаю, – сказал Мазур. – Это я так, язвлю потихоньку...

– Историческая функция и экологическая ниша, – сказал Лаврик с отстраненным видом. – Ну, что ж поделать, однажды так сложилось. Далеко не впервые в истории человечества... Но для тебя-то все распрекрасно кончилось, оказался чистеньким... Знаешь, к чему я клоню? К тому, что я никогда тебе не был врагом. Ну, близким другом – тоже вряд ли. И тем не менее... Старые сослуживцы. Как выражаются англичане, парни в старых школьных галстуках... Я не сентиментален, но нас все же слишком многое связывает, черт меня раздери. Мы – к а с т а...

– Прекрати, умоляю, – сказал Мазур. – Еще пара столь же лирических сентенций – и я зарыдаю, как беременная незамужняя школьница. Стану ронять на паркет слезы, крупные, как...

– Заткнись, – сказал Лаврик резко, властно, жестко. Так, что Мазур моментально замолчал. – Пошутили – и будет. Дело слишком серьезное. Я, знаешь ли, выхожу в отставку. До пенсионного возраста далеко, но так уж карта легла. Приходится. Более того, я вообще из страны уезжаю на неопределенный срок. Пристроили военно-морским атташе в одной уютной европейской стране. Это лучше, чем играть в домино на бульваре со старыми пеньками. Или на даче с грядками возиться. В общем, из к о н т о р ы ухожу совсем скоро, окончательно и бесповоротно. И никогда ничем помочь тебе уже не смогу. А посему пришел предупредить по-дружески...

– На предмет? – насторожился Мазур.

– Сам знаешь. На предмет кое-каких забав во внеслужебное время с участием подчиненных.

Сделав до идиотизма честнейшее лицо, Мазур сказал:

– Не пойму, о чем ты. Я...

– Молчать! – цыкнул Лаврик. Сейчас он был по-настоящему страшен. – Не изображай передо мной целку, не лепи горбатого, не дуркуй. Одним словом, не вешай лапшу на уши. Мы оба прекрасно знаем, что я имею в виду... молчать, говорю! – И он повторил с расстановкой: – Мы оба прекрасно знаем, что я имею в виду... Хватит, ты понял? X в а т и т. Нарушаешь железный закон спецназа – не умеешь вовремя остановиться. Я понимаю, что начал ты совсем недавно, но так уж сложилось, что самая пора останавливаться.

  25