Особенно,... 
66 
Всего в городке насчитывалось тридцать четыре сооружения, но не все они могли быть названы «домиками». Были среди них и вертикально поставленные цилиндры, и высокие граненые башни, и косо срезанные пирамиды. Петя никак не мог понять, из какого материала все эти сооружения построены. Во всяком случае, не из дерева и не из кирпича. Вряд ли это был и какой-нибудь минерал. Металл?… Но, если бы это был металл, думалось Пете, строения не казались бы такими мягкими, матовыми, легкими. Почва, на которой стояли домики, цветом напоминала до блеска отшлифованный гранит или темный мрамор. А все вместе выглядело так, словно какой-то гигантский ребенок расставил на лакированной крышке стола свои любимые игрушки.
Но особенно долго и пристально разглядывал Петя сквозь темные очки и бинокль шары, неподвижно висевшие высоко над городком и испускавшие яркий, почти дневной свет. Никаких нитей, прикрепляющих их к прозрачной сфере, никаких даже тончайших шестов, на которых они могли быть вознесены, Петя не обнаружил. Если в куполе был воздух, то они свободно плавали в воздухе, хотя даже слово «плавали» не годилось здесь — шары стояли в этом воздухе, стояли неподвижно, как впаянные. И впечатлительному студенту они казались самым поразительным из всего, что он успел разглядеть в этом «форпосте древней северной цивилизации».
Тем временем ламуты под руководством Майгина вооружились самодельными кирками и заступами и приступили к рытью второй шахты. Дни шли в кипучей работе. Шесть ламутов и двое участников экспедиции с утра до ночи рыли землю и туф, взрывали гранитные глыбы, встречавшиеся на пути, таскали из шахты породу. По расчетам Берсеньева, предстояло прорыть ход в два аршина шириной, в три аршина высотой и примерно около восьмидесяти саженей в длину. Это была очень тяжелая работа. Но ламутов воодушевляло желание получить драгоценный порох, геологи же стремились поскорее добраться до заветной двери в неведомый мир, и потому работа спорилась и двигалась успешно,
Вечером первого июня, когда ламуты отложили свои заступы и собрались вокруг костра, над которым уже висел большой жестяной чайник, Берсеньев позвал Майгина в палатку и сказал:
— Андрей, ламутов пора отпустить.
— Вы думаете, мы близки к цели?
— Да. Я сегодня произвел последние вычисления. До конца осталось пройти сажени три мягким туфом. Мы сами закончим ход завтра же.
Майгин промолчал, затем осторожно спросил:
— А может быть, не отпускать их совсем?… Как вы думаете, Клавдий Владимирович, не понадобятся ли они нам еще?
— Вы боитесь, что мы ошиблись направлением? — быстро спросил Берсеньев.
Присутствовавший при этом разговоре Петя охнул: мысль о том, что они рыли ход не в том направлении, даже в голову ему не приходила.
— Клавдий Владимирович, как же это так? Неужели придется начинать все снова? — с отчаянием воскликнул он.
— Только без паники, Петя! — строго сказал Майгин. — Не придется. Клавдий Владимирович никогда не ошибается.
Берсеньев усмехнулся:
— Нет, конечно, осторожность не помешает. Объявите, Андрей, ламутам, что завтра у нас праздник и поэтому мы отпускаем их в стойбище на один день. Ну, а потом будет видно.
Майгин раздал землекопам порох и дробь; ламуты быстро собрали свои пожитки и покинули лагерь. Лишь один из них задержался и, оглядываясь по сторонам, дребезжащим козлиным голосом стал звать:
— Нэнэ! Нэнэ!
Но никто не откликался. Ламуты остановились поодаль и стали ждать товарища, а он все ходил вокруг палатки и звал:
— Нэнэ! Нэнэ!
Петя вышел из палатки.
— Вы кого зовете? — спросил он.
— Моя сына нэт. Нэнэ нэт, — сказал ламут.
— Ах, Нэнэ, ваш мальчик?
Петя принялся искать вместе с ламутами.
— Куда же он девался? А может быть, он вперед убежал? Как вы думаете? Он у вас непоседа.
Кривоногий, косоглазый мальчуган, явившийся в лагерь вместе с отцом, принимал в работах самое деятельное участие: носил воду, варил чай и часто забавлял геологов потешными выходками.
Ламуты окликнули отца Нэнэ, и между ними завязался быстрый громкий разговор на родном языке. Очевидно, товарищам удалось убедить отца мальчика, что Нэнэ убежал вперед.
Скоро над лагерем медленно спустился темный и вместе с тем прозрачный полог летней ночи. Это была одна из тех благостных ночей, которые так часты на Дальнем Востоке. Воздух был чист и неподвижен, лишь изредка откуда-то издалека, от берега Тихого океана, как вздох спящего великана, долетал легкий соленый ветерок. Вдали в кустарнике часто и дробно перекликались звонкие пичужки-чечетки. Над палатками бесшумно вились тучки мошкары. Тишина мягко окутала маленький лагерь геологов… Внезапно из глубины палатки, маскировавшей вход в первую шахту, донеслись глухие крики:
66 
