Последние отзывы

  22  

Потому что мы переносимся из буйной Франции в Чехию, где все тихо, спокойно и благолепно. Впрочем, никакой Чехии пока что не существует, а есть лишь одна из провинций Австрийской империи – потому что на дворе 1817 год от Рождества Христова. Вот уже двести лет, как Чехия после проигранной битвы оказалась под властью Габсбургов. Никак нельзя сказать, что чехи стенают под гнетом – никакого такого особого угнетения не наблюдается, если не считать того, что люди, вознамерившиеся поступить на государственную службу, обязаны знать немецкий язык, поскольку он государственный.

За эти двести лет чехи себя непримиримыми бунтарями, прямо скажем, не проявили. Жили спокойно и где-то даже уютно… Пока и у них не завелась прогрессивная национальная интеллигенция. Есть старая народная примета: если где-то заведется интеллигенция – жди беды…

Чешский язык тогда – без особого принуждения Вены, совершенно естественным образом – тихонечко умирал. С ним в Чехии дело обстояло примерно так же, как в современной Белоруссии с белорусским, которого, признаем откровенно, более девяноста процентов населения попросту не знают и не используют. Не только в чешских городах, но и в деревнях большинство чехов говорили по-немецки. Так уж исторически сложилось.

И как-то незаметно сформировалась группа так называемых «будителей» – как легко догадаться, от слова «будить». К топору они, надо отдать им должное, не звали, поскольку все наперечет были кабинетными мыслителями, привыкшими управляться исключительно с пером и вовсе не горевшими желанием болтаться по лесам с ружьем или громоздить баррикады. Одним словом, люди были вполне вменяемые, не чета французским гуманитариям, и задачу перед собой ставили, в общем, мирную и благородную; возродить, «пробудить» пришедший в совершеннейший упадок чешский язык. Организатором и многолетним лидером «будителей» был ученый аббат, филолог и историк Йозеф Добровский, а его правой рукой стал представитель молодого поколения, Вацлав Ганка, двадцатишестилетний поэт и секретарь чешского литературного общества. Ему и суждено стать героем нашего повествования…

Несмотря на молодость, пан Вацлав пользовался в образованных кругах нешуточным авторитетом: писал недурные стихи, переводил сербские народные песни, был знатоком древней славянской письменности: чешской, русской, балканской.

«Будители» выпускали книги в защиту чешского языка, составляли словари, устраивали театральные представления, всевозможные декламации, власти их не трогали, поскольку ни единого антиправительственного выпада эта публика благоразумно не допускала…

Имелось одно-единственное обстоятельство, серьезнейшим образом осложнявшее «будителям» жизнь: по-настоящему древних чешских письменных памятников было ничтожно мало. Ну так вот не везло чехам… Не было старинных рукописей, не было эпоса вроде русских былин, германской «Песни о Нибелунгах», скандинавской «Эдды». Не было фундамента, на котором можно было бы строить здание национального возрождения, что чертовски мешало, а то и навевало откровенную тоску. Ганка частенько с горечью упоминал, что русским, сербам и полякам есть чем в этом плане гордиться, а вот чехи если что и сохранили, так только старинные песни, да и то в убогом количестве. На одних песнях порядочного фундамента не возведешь. А ведь чем черт не шутит, должны же где-то лежать в пыли и забвении древние памятники чешской литературы! Почему бы нет? Что, чехи у Бога теля съели?

И вот однажды, аккурат осенью 1817 года произошло! Можно даже сказать, грянуло!

Есть в Чехии небольшой, захолустный городок Двур-Кралове-на-Лабе. Он и сегодня не блещет многолюдством и достопримечательностями, а в 1817 году и подавно был, назовем вещи своими именами, жуткой дырой. Там, правда, имелась парочка старинных зданий; но в Чехии подобным может похвастать масса городишек и даже захолустных деревень…

Но именно там обитал друг детства Ганки, ставший местным судьей, к каковому Ганка и приехал однажды в гости. За отсутствием в провинции развлечений визит столичного гостя, да еще, несмотря на молодость, известного поэта и просветителя, был, безусловно, событием. У местного священника собралась приятная компания: Ганка, судья, несколько «представителей местной интеллигенции». Как говорится, сидели дружно, сидели хорошо. За пивом Ганка обратился к своей любимой теме: о скудости чешского рукописного наследства и о том, как здорово было бы отыскать когда-нибудь бесценные памятники древней чешской словесности. Должны же они где-то лежать в пыли заброшенных помещений? На протяжении столетий войны обходили Чехию стороной, а когда и случались, не было особенных разрушений, так что вполне могут где-нибудь сохраниться бесценные манускрипты…

  22