Паспорт, разумеется, был на вымышленную фамилию, все, что Мазур только что выложил, с действительностью не имело ничего общего. Но тут уж, как в покере: карты у тебя могут оказаться в десять раз хуже, чем у противника, но, взявшись блефовать, ты его настолько введешь в заблуждение ангельским выражением лица и честнейшим взглядом, что он сбросит свою выигрышную комбинацию, сказавши «я – пас», и проиграет, хотя имел все шансы...
Мазур сделал шаг к столу. Ошеломленный Стробач ему не препятствовал.
– Вот, – сказал Мазур, брезгливо цедя слова, – вот я беру паспорт, открываю, показываю... Или ты, заделавшись щирым хохлом, по-москальски читать разучился? Вот, изволь полюбопытствовать, дурное ты чувырло...
Все было в полном порядке: он сумел переместиться так, что Стробач закрывал его от своего сообщника с пистолем наголо. Мазур стал вытягивать руку с паспортом – и Стробач машинально опустил ствол, чуть-чуть, видно было по нему, что он готов выхватить у Мазура аусвайс и прочитать глазами, чтобы самому убедиться...
Безошибочно угадав момент, Мазур переместился с возможной линии огня, парой пируэтов сбил с толку противника касательно возможных траекторий своего перемещения. Нанес удар – краснокожей паспортиной, твердой обложкой, в умелых руках представлявшей собой нешуточное оружие...
Свободной рукой завалил Стробача на себя, прикрываясь им от пули. Напрасно. Слева послышался смачный удар, оханье, миг спустя едва слышно хлопнул бесшумный пистолет (уже в руке у Анки), и напарник Стробача завалился навзничь с аккуратненьким входным отверстием посреди лба, грянулся затылком на пушистый ковер и остался недвижим.
Пистолет в его руке оказался всего-то в полуметре от начищенных сапог господина продажного капитана, но тот не сделал попытки его схватить и свою кобуру лапать даже не пытался, оцепенело застыл у стены – полное впечатление, побледнев от панического ужаса, хотя негры, как известно, бледнеть не могут по чисто техническим причинам, они вместо этого становятся пепельно-серыми...
Мазур орлиным взором окинул помещение, окончательно проясняя для себя ситуацию.
Совершеннейшее благолепие, тишина и симметрия. За наглухо задернутыми шторами не слышно шума, голосов, шевеления, там ничего не заметили. Анка стоит с пистолетом наготове, тот, что ее караулил, признаков жизни уже не подает, не говоря уж о том, которому она добавила третий глаз ясновидения, чакру прочистила.
Фестиваль «Славянский базар» закончился. Можно опускать флаг, наливать напоследок по граненому притомившимся баянистам, одним словом, заканчивать как торжественную часть, так и народные гулянья.
Вполне культурно получилось. Финита.
Глава шестая
Ходы кривые роет подводный умный крот...
Еще раз окинув взглядом место действия и убедившись, что одержана полная и окончательная победа, Мазур вразвалочку подошел к остолбеневшему капитану, ухмыляясь, поправил ему фуражку, чтобы сидела на голове соответственно советским правилам, задушевно спросил:
– Тяжело на душе?
Капитан машинально закивал, косясь через плечо Мазура на раскованную красотку в алом бикини, – она, дружески ухмыляясь растерянному полицаю, поигрывала черным пистолетом с длинным глушителем с таким видом, словно собиралась сию же минуту присовокупить свежего покойничка к уже имевшимся.
– Не обращайте внимания, – сказал Мазур. – Она – добрая, душевная девочка и не привыкла убивать без приказа. А приказа я ей пока что не давал. Ну что же, дружище, будем выслушивать нотации? Поняли теперь, что быть коррупционером порой – чревато? Оборачивается крупными неприятностями. Вы-то полагали, что наняты для оказывания мелких услуг, а обернулось все соучастием в террористическом акте. Не сомневаюсь, что ваше правительство не прочь по мелочам напакостить Ньянгатале, как и она вам, – но покушение на президента соседней страны с помощью крылатых ракет, это уж чересчур... Вы примерно представляете, что с вами будет, если я вас сдам контрразведке? Там же тоже живые люди сидят, всем хочется выдвинуться и выслужиться. А тут и не нужно изощряться – вот он, коррумпированный сообщник международных террористов, с поличным взят...
Судя по лицу капитана, он прекрасно представлял себе свою печальную участь и не питал иллюзий касаемо гуманизма здешних особистов и их белоснежной пушистости.
– Но если подумать... – сказал Мазур. – Ведь лично вы мне ничего плохого не сделали вроде бы?