52 
Бросив прибор на свободное сиденье рядом с собой, капитан рванулся из кресла, в два шага преодолел расстояние, отделявшее его от пилотского кресла, громко спросил:
– Почему изменили курс?
– Берегите пенсне, Киса... – произнес Мазур по-русски.
Это было сказано исключительно для Анки, поскольку Шарль вроде бы русским не владел, – по крайней мере, так он сам говорил. Совсем недавно Анка при Мазуре показала неплохое знакомство с шедевром русской классики и должна была прекрасно помнить, что реплика эта послужила прологом к бурной сцене...
Шарль повернул голову:
– То есть?
– Почему изменили курс? – уже чуть ли не рявкнул капитан, нависая над ним в неудобной позе, задевая затылком скошенный к носу потолок пилотского отделения.
– С чего вы взяли? – откликнулся Шарль довольно хладнокровно, продолжая вести самолет н о в ы м курсом.
– Вы отклонились от утвержденного маршрута. У меня с собой навигационный прибор, я прекрасно понял...
Сидевший вполоборота к двум оставшимся пассажирам Мазур видел, что Анка готова вскочить, а лейтенант подался вперед, с нехорошим выражением лица. Вряд ли они что-то подозревали. Скорее уж, дело обстоит классическим образом: им назвали несколько ключевых п о з и ц и й, предупредив, что в случае малейших изменений реагировать следует предельно жестко, пресекать, возвращать события в прежнее состояние...
– Знать не знаю ни про какие в а ш и маршруты, – рявкнул в ответ Шарль, очевидно, как и Мазур, приверженец здоровой наглости. – У меня свои инструкции. Какой еще маршрут?
– Утвержденный правилами.
– Чихать мне на правила. У меня свои. Я обязан груз доставить в целости и сохранности, а не баловать с...
– На прежний курс! – вовсе уж несгибаемо рявкнул капитан, выхватывая из-под пиджака «Скорпион». – Стрелять буду!
Кургузенькое дуло маячило у виска пилота, что, в общем, было совершеннейшим идиотством – или капитан умел, как и Мазур, управлять такими игрушками и полагал, что в случае чего справится сам?
Шарль что-то сделал – в тот самый момент, когда Мазур, увидев быстрый жест Анки, прыгнул на капитана.
Слишком многое произошло одновременно.
Самолет провалился вправо и вниз, задирая левое крыло градусов на сорок пять, Мазур и Анка столкнулись в проходе, треснувшись висками так, что в глазах искры засверкали, машину крутануло в парочке причудливых виражей, оглушительно стрекотнула близкая очередь, салон заволокло тухлой вонью порохового чада... Что-то обожгло Мазуру макушку. Вскрик, треск, мельтешение разноцветных пятен за окнами, тугие струйки воздуха, ударившие в лицо, словно жесткие прутья сухого кустарника...
Руководствуясь исключительно звериным инстинктом, а не человеческим рассудком, Мазур ухитрился развернуться на месте, упал на мягкий, чистейший пол, крытый синим синтетиком, одновременно выхватывая револьвер, выбрасывая вперед руку с оружием, нажал на спуск...
Лейтенанта выбросило из кресла, он завалился набок, выпустил «Скорпион», рухнул с неуклюжестью уже неживого. Над головой Мазура захлопали новые выстрелы. Самолет уже швыряло, болтало, трясло, то неимоверная тяжесть наваливалась, то, полное впечатление, взлетаешь к потолку, не чувствуя заходящегося сердца...
Моторы звучали как-то странно, ненормально. Невероятным усилием Мазур ухитрился извернуться, цепляясь одной рукой за ближайшее кресло, поднялся на ровные ноги и встал в проходе, удерживаясь вертикально, как ни мотало.
Уши резанул отчаянный визг – это Анка, расставшись с суперменистостью, чуть ли не ультразвук испускала.
Было от чего: капитан, нелепо скрючась, полусидел-полулежал в узком закуточке меж креслом пилота и дверцей, голова моталась так, как у живых не бывает, но и Шарль уткнулся лицом в приборную доску (в затылок попало, тут же определил Мазур), посунулся вперед, навалился на штурвал, лобовое стекло наполовину затуманено пулевыми пробоинами и сетью разбегающихся от них трещин. Воздух тугими струйками, прямо-таки т в е р д ы м и, бил в дыры. На глазах Мазура вывалился треугольный кусок стекла – и воздух ворвался в него форменным п о л е н о м, бесконечным, лупившим в лицо со всей дурацкой мощи...
Свист рассекаемого воздуха заглушил Анкин отчаянный визг. Самолет чуть ли не вертикально рушился вниз – в неуловимую долю секунды Мазур успел осознать, что в штопор они не свалились, но все равно, дела хреновейшие, за окнами – мельтешение уже совершенно неразличимых цветов и оттенков, сливавшихся в пестрые полосы, словно бы винтообразно завивавшиеся вокруг машины, Мазура швыряло совершенно непредсказуемо, он, однако удержался на ногах, выпустил уже ненужный револьвер...
52 
