– Ага, по самое некуда. За что и получил барыш… между глаз.
– Может, его прижали?
– Какая теперь нам разница. Пружина закручена до предела, и хорошо, что мы не опоздали с контрмерами.
– Значит, в Копенгагене бреем под корень?
– Ни в коем случае! Задача прежняя – выявить тех, кто в группе прикрытия Нельке. Силу применять только в крайнем случае. Об оружии вообще забудьте – мы не дома, где стрельба – дело привычное. Здесь полиция на стенку полезет, но достанет недоумка, решившего пошалить стволом.
– Но как ты?..
– Выполняй приказ! За меня не волнуйся. Мне роль подсадной утки очень даже по нутру. И еще одно – коль идет такая серьезная игра, выйди срочно на связь с Кончаком, пусть подключит в наружку и наши силы в Копенгагене. Время еще есть. Поторопись! Их задача – только наблюдать. По возможности, пусть поработают с видеокамерой – вдруг проявится какая-нибудь темная лошадка. Дуй!
– Есть!
Шутливо откланявшись и на ходу щупая девчат, Акула небрежной походкой попылил в радиорубку теплохода.
До поры до времени мы решили не оснащать группу прикрытия спецсредствами спутниковой связи, чтобы, во-первых, не нарушить радиомолчание, так как эфир вокруг судна мог прослушиваться, а вовторых, кто мог дать гарантии, что каюты наших сотрудников во время отсутствия хозяев не будут обысканы?
И как тогда совместить их имидж парней душа нараспашку с аппаратурой явно не гражданского происхождения, выглядевшей совершенно дико и подозрительно в увеселительном круизе?
Я направился в свою каюту готовиться к торжественному выходу на прогулку по Копенгагену. Вместе с Мухой. Веселенький променад намечается… Знал бы пахан, сколько приходится страдать и маяться отличным ребятам, чтобы сберечь его никчемную жизнь…
Народ вывалил на причал с такой невероятной скоростью, будто наш теплоход назывался "Титаник" и уже наткнулся на айсберг.
За шмотками в круизе почти никто не бегал – полунищих лоточников на судне почему-то не наблюдалось, – а потому толпа мгновенно рассосалась по кабакам, бистро и прочим приятным заведениям.
Желающих осмотреть достопримечательности столицы Дании едва набралось на один автобус, и уселись в него в основном отупевшие от бесконечной пьянки; они не хотели оставаться на ускользающей из-под ног палубе, и в то же время были не в состоянии твердо ходить по земле.
Муха цвел, как полузасохший кактус. Вот бревно хреновое! Я прямо кожей ощущал на себе взгляды наружки, а ему хоть бы хны. Или он такой дурак, или воздух зарубежной свободы сыграл с ним злую шутку.
– Балдеж… – Пахан зачерпнул пригоршню воды из фонтана и плеснул себе в лицо. – Жить хочется, Гренадер, до чего хорошо.
– Может, пойдем того… – Я с многозначительным видом указал на глотку. – Времени валом, в самый раз попробовать, что хавают датчане. И пьют.
– Погодь, не суетись. – Он что-то сверял по бумажке, извлеченной из штанин, приглядываясь к табличкам на домах. – Нам туда, – указал он совсем в другую, чем я предлагал, сторону.
Куда это туда? Что он задумал?
Мы топали не спеша, разглядывая по дороге грудастых датчанок и обсуждая достоинства припаркованных автомобилей.
Муха посвистывал и выглядел спокойным, как никогда прежде. Этот дурень нацепил на себя черный костюм и шелковый галстук; они шли ему как корове седло. От его похабной рожи за версту несло уголовщиной, неистребимой, как старая ржавчина под любой краской.
Нет, не зря на душе у нас с Акулой кошки скребли. Не зря. Такого поворота событий не ждал ни я, ни моя группа сопровождения, ни те, кто…
Впрочем, все по порядку.
Меня ни с того ни с сего остановил полицейский, детина с меня ростом, но, к сожалению, при форме и с револьвером в белой кобуре.
– Документ, документ… – начал он вякать неизвестно на каком языке, став на моем пути как скала.
– Тебе чего, служивый? – спросил я на русском – не раскрывать же перед Мухой, что говорю на четырех языках.
– Гав, гав… гув, гув… – И все, как мне показалось, по-датски.
– На, держи, – протянул я ему свой паспорт. – Тебе паспорт нужен?
– Я-я, паспорт, – наконец заговорил он на немецком, а потом спросил поанглийски: – Мистер меня понимает?
Еще чего, так я тебе и распахнул кошелку. Я рашен турист, горилла хренова, и не более. А русские и своего-то, родного, увы… даже со словарем…
Полицейский листал мой паспорт с таким вниманием и прилежанием, будто это был бестселлер известного писателя.