121 
Горохов посмотрел на публику, остро сожалея о том, что удержал это стадо зевак в зале, пообещав им продолжение зрелища, в то время как они готовы были разбежаться. Зрители сгрудились в трех свободных от боевых действий секторах амфитеатра и увлеченно наблюдали за свалкой на стороне "Б". Ярость слепила Стручка. Ему уже было наплевать на то, что среди зрителей есть некоторые из тех, на чье благосклонное покровительство он сильно рассчитывал, строя свои далеко идущие планы.
Если бы он мог просто взорвать амфитеатр вместе со всеми, кто в нем находился, в этот момент он сделал бы это не раздумывая.
Он смотрел вниз, на побоище, и ожидал возвращения Хряка. Осенившая его идея была проста и при минимуме везения могла спасти пошатнувшееся положение. Понемногу начав успокаиваться. Стручок закурил очередную сигарету, откинулся на спинку кресла и покосился на Рябого, который, забыв обо всем, смотрел в амфитеатр, разинув рот в простодушном восторге. Горохов запустил правую руку под лацкан пиджака и дотронулся до рукоятки пистолета. Прикосновение к теплому от соседства с телом металлу успокаивало и придавало уверенности. В конце концов, новые империи создаются так же легко, как рушатся старые. Империи преходящи и нестабильны, зато Петр Иванович Горохов, хоть и не вечен, но, как минимум, неуязвим, – в это Стручок верил свято.
Глава 22
Комбат сделал ложный выпад и ударил ногой, без излишней деликатности целясь в пах. Охранник, однако, попался увертливый и, по всему было видно, изрядно поднаторевший в уличных драках. Он ловко прикрыл свое драгоценное хозяйство бедром и в свою очередь нанес удар, норовя угодить растопыренной пятерней в глаза. Комбат резко дернул головой, и его глаза остались при нем, что было очень кстати, потому что слева просунулась испачканная кровью пятерня, сжимавшая электрошоке?. Рублев перехватил эту пятерню и дернул на себя. Увертливый глазовыдавливатель как раз в этот момент решил, что настало время немного попинаться, и его тяжелый ботинок от души врезал по сжимавшей электрошоке? руке. Владелец руки коротко заорал, а Борис Иванович, вывернув многострадальную конечность, ткнул зажатым в ней электрошокером в увертливого. На этот раз увернуться тому не удалось, и он выпал в осадок, кувырком скатившись вниз. Комбат выпустил руку своей жертвы и на прощание вмазал обладателю электрошокера по челюсти, отправив того в глубокий нокаут.
Позади зло выругался Французов, помянув Бога, душу и чью-то мать.
– Ты чего, Юрка? – спросил Рублев, расквашивая чей-то подвернувшийся под левый локоть нос.
– Кастетом дерется, козел, – пожаловался Французов, – прямо по щеке.
– Так подставь ему другую, – посоветовал Борис Иванович, отбивая предплечьем удар резиновой дубинки. Это оказалось больно, он зарычал и свалил обидчика с ног ударом кулака, с удовольствием услышав, как у того хрустнули ребра.
– Надо сваливать, Юра, – крикнул он через плечо. – Давай к выходу, пока они не начали стрелять! Заодно и выигрыш в кассе получим.
– Какой выигрыш?! – удивился Французов, опрокидывая здоровенного охранника, налетевшего откуда-то справа с ножкой от кресла в руке.
– Я ж на тебя поставил! – пояснил Комбат, выбивая из чьей-то руки нож, который серебристой рыбкой сверкнул в воздухе и упал, немного не долетев до ринга. – Думаю, на пару ящиков коньяка выигрыша хватит!
Действуя плечом к плечу, они опрокинули преграждавший им дорогу жидкий заслон и, с места включив максимальную скорость, рванули к выходу. Комбату показалось, что охрана позади вздохнула с облегчением – по крайней мере, те, кто еще оставался на ногах.
Молчавшая до сих пор публика, о которой он, грешным делом, успел начисто позабыть, разразилась криками – приветственными или возмущенными, было не понять. Во всяком случае, помешать им никто не пытался, и это, с точки зрения Бориса Ивановича Рублева, было лучшее из всего, на что были способны собравшиеся здесь подонки.
Они быстро бежали по помосту над ареной, направляясь к единственному выходу – Французов в развевающихся алых с золотом трусах и Рублев в живописных лохмотьях, оставшихся от купленного пару часов назад за полторы тысячи долларов выходного костюма, и крахмальной сорочке, на которой не осталось ни одной пуговицы, но зато появилось множество алых пятен. "Убьет меня Андрюха за костюмчик", – ни к селу ни к городу подумал Борис Иванович и на мгновение похолодел, вспомнив, что его брат остался в зале. Впрочем, он тут же успокоился. В драке Андрей не участвовал и правильно сделал: в настоящей потасовке от банковского служащего Рублева было бы гораздо больше вреда, чем пользы. То, что Андрей не полез в драку, ничуть не огорчило Бориса Ивановича. Напротив, он был доволен, как бывал доволен всякий раз, когда подчиненные четко и безоговорочно выполняли отданный им приказ.
121 
