116 
Он сел и закурил с рассеянным видом. Оловянников медленно сложил газету и тоже закурил, не сводя с Глеба глаз.
– Перестаньте на меня пялиться, как будто я – голая женщина, – сказал Слепой. – Вы – Оловянников?
– Да, я – Оловянников. А вы – тот, кто мне звонил. Тот, кто...
– Минуточку, – перебил его Глеб. – Ну-ка, выкладывайте, что там у вас в сумке!
– Вы о чем? – оскорбился журналист.
– Сами знаете. Давайте, давайте, выключайте. А еще лучше – отдайте его мне.
Оловянников досадливо крякнул, расстегнул стоявшую рядом с ним на скамейке спортивную сумку, достал оттуда диктофон, выключил и протянул Глебу.
– Это все? – спросил Сиверов.
– Обыскивать будете? – скривился Оловянников.
– Ладно, верю, – улыбнулся Глеб.
– Эх, – сказал Оловянников. – А может, все-таки дадите интервью? В кои-то веки довелось поговорить с таким человеком! Скажите, вам не страшно ходить по улицам? Я, например, сразу вас узнал.
– Могли бы хоть притвориться, что не узнали, – буркнул Глеб. – Вы хотя бы понимаете, что я с вами должен сделать, раз вы меня опознали? То есть, я хотел сказать, если бы я был тем человеком, о котором вы сейчас подумали.
– Почем вы знаете, о ком я подумал? Впрочем, вы правы. Для вас мы все, наверное, одинаковы. Когда смотришь на мир через прорезь прицела, индивидуальные черты стираются, не так ли?
– Пойдите к черту, – вежливо сказал ему Глеб. – Что вы в этом понимаете, писака?
– Сами идите к черту, – огрызнулся Оловянников и нервным жестом поправил на переносице очки. Глеб испытал острую потребность повторить его жест, но сдержался: Оловянников мог решить, что он его передразнивает. – Удивительное дело, – продолжал журналист, – все лучше меня знают, в чем я разбираюсь, в чем нет и как я должен писать. В кого ни плюнь, все учат!
– А вы поменьше плюйтесь, – посоветовал Глеб. – Кроме того, вы не одиноки. У вас прекрасная компания! Писатели, журналисты, музыканты, художники – все от этого страдают. Даже политики.
– Вы правы, – сказал Оловянников. – Но мне не нравится быть в одной компании с политиками.
– А с писателями и художниками нравится? Ладно, беру политиков обратно.
– То-то же. Так я не понял, что, собственно, вы мне предлагаете?
– Это можно назвать черным пиаром, – сказал Глеб. – Не сомневайтесь, именно так это и назовут. А если по существу, это магнитофонная запись одного очень откровенного разговора. Участники – Багдасарян, Чумаков и Скрябин. Тема... Ну, сами разберетесь. Они там о многих вещах говорят.
– Например?
– Например, о причинах смерти Гаспаряна. О шантаже одного высокопоставленного лица с целью протолкнуть Чумакова на пост губернатора. О... Ну, не буду пересказывать. Должны же вы получить удовольствие от прослушивания!
Оловянников нахмурился.
– Удовольствие... – повторил он. – Удовольствие я, конечно, получу. Но боюсь, в придачу к удовольствию я получу судебный иск в защиту чести и достоинства. А судиться с мэром... Ну, вы же не вчера родились!
– Не будет он с вами судиться, – возразил Глеб. – Ему сейчас не до того. Вы что, не понимаете, что я даю вам отличную возможность свалить эту сволочь раз и навсегда?
– Тоже мне, подарок, – пренебрежительно скривился Оловянников. – Одну сволочь свалишь – другая придет. И первым делом устроит мне веселую жизнь – такую, что мне небо с овчинку покажется.
– Ну, это вряд ли, – сказал Глеб. – Пример предшественника и в особенности некоторых его сподвижников многому его научит, если он не полный идиот.
– А если полный? А если у меня ничего не выйдет? Думаете, наш главный редактор станет так рисковать?
– Аллах с вами, юноша, – сказал Глеб. – Не хотите – не надо. Справлюсь без вас. Просто не хотелось брать грех на душу. Но вы правы – наверное, так будет лучше.
– Хотите сказать, что вы его... того?..
– Ну а вы как думаете? Вы же поняли, кто я такой, правда?
– Не совсем. На кого вы работаете – на конкурирующую группировку? Я знаю, что многие недовольны тем, как Багдасарян с помощью Чумакова подмял под себя весь город. И не только город. Я понимаю, что вы не станете называть имена...
– Не увлекайтесь, – сказал Глеб. – Я не подписывался давать интервью, помните? Так вы берете кассету или я пошел?
– Беру, – решительно сказал Оловянников. – А она подлинная?
116 
