117 
– Да, все.
– Но если что, Витаутас, аванс мой, ведь не по моей вине сорвется дело.
– Согласен, – кивнул Гидравичюс.
Алекс покинул машину, приподнимая полы пальто, чтобы не забрызгать их. Темно-зеленый «Шевроле» выехал со двора, и Алекс лишь увидел, как мелькнули в темноте два рубиновых габарита, когда автомобиль выворачивал на улицу. Он неторопливо вышел вслед за машиной, все еще чувствуя в узкой подворотне запах бензина и внимательно огляделся по сторонам, не поехал ли кто вслед за «Шевроле», не провожает ли кто его взглядом.
Но улица была малолюдна, темновата, и ничего подозрительного киллер-литовец не заметил. Абсолютно никого не заинтересовал проехавший автомобиль, никто после того, как он скрылся, не взял в руки телефон.
Алекс свернул налево и неторопливо побрел по узкой улочке. Его автомобиль с шофером стоял в двух кварталах от этого двора. У Алекса был телефон, он мог вызвать машину прямо к себе, но решил этого не делать.
Идя пешком, больше заметишь, да и спешки особой не было. Оружие, о котором он говорил, набивая себе цену, у него уже было, оно ехало в соседнем вагоне поезда Каунас – Москва, того самого, в котором прибыл Алекс. И люди, ехавшие в том купе, где было спрятано оружие, даже не подозревали о том, какой груз находится рядом с ними.
А привез Алекс в Москву небольшой плоский чемодан, в котором лежала разобранная винтовка с оптикой, пистолет и граната. Это был тот «джентльменский набор», которым привык пользоваться наемный убийца. Оба ствола были чистыми, но пристрелянными, Алекс опробовал их на своем хуторе неподалеку от Шяуляя. Хутор с большим кирпичным домом принадлежал еще его деду, расстрелянному коммунистами в 1947 году за связь с «лесными братьями».
Тридцатитрехлетний Алекс успел за свою жизнь повоевать как никто другой из его сверстников-литовцев. У него было много знакомых в Абхазии, а еще больше – в Чечне, куда Алекс перебрался после того, как в Абхазии установился шаткий мир. В Чечне он промышлял снайпером, его ценили и платили неплохо. Но все это были жалкие гроши по сравнению с теми деньгами, какие он стал получать за свою работу не на войне, а в мирных условиях. Чем надежнее мир, тем дороже стоит человеческая жизнь.
Если на войне убиваешь просто так, потому что если не ты его, то он тебя, потому что он враг, то в Риге, в Санкт-Петербурге, в той же Москве убивают, как правило, за деньги. И жизнь какого-нибудь торговца спиртом, не поделившего рынок с конкурентом, стоит больше, чем жизнь вражеского офицера, даже больше, чем жизни солдат целого взвода.
И Алекс пришел к выводу, что работать лучше там, где меньше конкурентов и больше денег, то есть, не на войне.
* * *
Обычно, подъезжая к конспиративной квартире, где агент по кличке Слепой назначал ему встречу, генерал Потапчук приказывал шоферу объехать квартал. Он знал привычки Сиверова и ожидал увидеть его машину припаркованной к тротуару где-нибудь на бойком месте, где автомобилей побольше. Но на этот раз, хоть шофер ехал довольно медленно, Федор Филиппович так и не сумел обнаружить «Вольво» Глеба.
– Высади меня здесь, – распорядился Потапчук, когда машина поравнялась с аркой.
– А ждать где, Федор Филиппович?
– Где всегда.
Черная «Волга» мягко покатила по зеркально-черному асфальту, а Потапчук, даже не глянув ей вслед, нырнул в низкую подворотню, под сводами которой одиноко желтела голая лампочка на пластиковом проводе. Генерал вдруг почувствовал себя неуютно, как чувствуют себя заключенные в одиночной камере. Из-за бьющего в глаза света он не мог рассмотреть, что делается в конце арки, проем был словно занавешен черным бархатом, который ему предстояло раздвинуть, чтобы выйти на сцену.
«Сиверов мог спешить, – подумал Потапчук, – и заехал на машине прямо во двор. А может, он еще не успел приехать? Мало ли что стряслось?»
Возле самого подъезда как-то криво был припаркован зеленый «Шевроле». Потапчук даже не сразу понял, что это за машина и какого черта она здесь делает.
Никогда раньше этого «Шевроле» он здесь не видел.
Номер был заляпан грязью, словно специально затерли – так по московским улицам не очень-то порулишь, ГАИ остановит.
Потапчук глянул на окна квартиры. Свет горел, о чем свидетельствовала узкая щель, желтевшая между шторами. Он быстро поднялся и не стал звонить, а открыл дверь своим ключом. Увидеть то, что предстало его взору, он не ожидал. Посреди большой комнаты стоял стул, на нем сидел привязанный веревками к спинке и ножкам человек. Лица его Потапчук не видел – тот сидел задом, лишь широкая лента пластыря виднелась на щеке.
117 
