Миледи позвонила в колокольчик, и в ту же секунду вошел Эндрю, словно подслушивал за дверью.
— Мой славный Эндрю, пожалуйста, поскорее приведи профессора Бланка, — приказала леди Эстер. — По дороге объясни ему ситуацию. Да, и пусть захватит хлороформ. А Тимофэю поручи извозчика. — Она печально вздохнула. — Тут уж ничего не поделаешь…
Эндрю молча поклонился и вышел. В кабинете повисло молчание: Эраст Петрович пыхтел, барахтаясь в стальном капкане и пытаясь извернуться, чтоб достать из-за спины спасительный «герсталь», однако проклятые обручи прижали так плотно, что от этой идеи пришлось отказаться. Миледи участливо наблюдала за телодвижениями молодого человека, время от времени покачивая головой.
Довольно скоро в коридоре раздались быстрые шаги, и вошли двое: гений физики профессор Бланк и безмолвный Эндрю.
Мельком взглянув на пленника, профессор спросил по-английски:
— Это серьезно, миледи?
— Да, довольно серьезно, — вздохнула она. — Но поправимо. Конечно, придется немного похлопотать. Я не хочу без нужды прибегать к крайнему средству. Вот и вспомнила, что вы, мой мальчик, давно мечтали об эксперименте с человеческим материалом. Похоже, случай представился.
— Однако я еще не вполне готов работать с человеческим мозгом, — неуверенно сказал Бланк, разглядывая притихшего Фандорина. — С другой стороны, было бы расточительством упускать такой шанс…
— В любом случае нужно его усыпить, — заметила баронесса. — Вы принесли хлороформ?
— Да-да, сейчас. — Профессор достал из вместительного кармана склянку и обильно смочил из нее носовой платок. Эраст Петрович ощутил резкий медицинский запах и хотел было возмутиться, но Эндрю в два прыжка подскочил к креслу и с невероятной силой обхватил узника за горло.
— Прощайте, бедный мальчик, — сказала миледи и отвернулась.
Бланк вынул из жилетного кармана золотые часы, посмотрел на них поверх очков и плотно закрыл лицо Фандорина пахучей белой тряпкой. Вот когда пригодилась Эрасту Петровичу спасительная наука несравненного Чандры Джонсона! Вдыхать предательский аромат, в котором праны явно не содержалось, молодой человек не стал. Самое время было приступить к упражнению по задержке дыхания.
— Одной минуты будет более чем достаточно, — заявил ученый, крепко прижимая платок ко рту и носу обреченного.
«И-и восемь, и-и девять, и-и десять», — мысленно считал Эраст Петрович, не забывая судорожно разевать рот, пучить глаза и изображать конвульсии. Кстати говоря, при всем желании вдохнуть было бы не так просто, поскольку Эндрю сдавил горло железной хваткой.
Счет перевалил за восемьдесят, легкие из последних сил боролись с жаждой вдоха, а гнусная тряпка все холодила влагой пылающее лицо. Восемспять, восемсшесть, восемсемь, — перешел на нечестную скороговорку Фандорин, из последних сил пытаясь одурачить невыносимо медленный секундомер. Внезапно он сообразил, что хватит дергаться, давно пора потерять сознание, и обмяк, замер, а для пущей убедительности еще и нижнюю челюсть отвалил. На счете девяносто три Бланк убрал руку.
— Однако, — констатировал он, — какая сопротивляемость организма. — Почти семьдесят пять секунд.
«Бесчувственный» откинул голову на бок и делал вид, что дышит мерно и глубоко, хотя ужасно хотелось хватать воздух изголодавшимся по кислороду ртом.
— Готово, миледи, — сообщил профессор. — Можно приступать к эксперименту.
Глава шестнадцатая, в которой электричеству предвещается великое будущее
— Перенесите его в лабораторию, — сказала миледи. — Но нужно торопиться. Через двенадцать минут начнется перемена. Дети не должны этого видеть.
В дверь постучали.
— Тимофэй, это ви? — спросила баронесса по-русски. — Come in!
Эраст Петрович не решался подглядывать даже через ресницы — если кто заметит, все, конец. Он услышал тяжелые шаги швейцара и громкий, словно обращенный к глухим, голос:
— Так что все в лучшем виде, ваше сиятельство. Олл райт. Позвал извозчика чайку попить. Чай! Ти! Дринк![42] Живучий, чертяка, попался. Пьет, пьет и хоть бы что ему. Дринк, дринк — насинг.[43] Но потом ничего, сомлел. А пролеточку я за дом отогнал. Бихайнд наш хаус.[44] Во двор, говорю, отогнал. Пока постоит, а после уж я позабочусь, не извольте беспокоиться.
Бланк перевел баронессе сказанное.