119 
– Так то Диоген, так то в Греции. А здесь зимой как задует, как пойдет снег – ни в какой бочке не спрячешься! Действительно церковь подожжешь, чтобы согреться.
– Ну ладно, если повезет, найдем Кондакова, ты сам убедишься.
– Куда едем? – спросил Хворостецкий.
Виталик показал на карте место.
– Только знаешь, может быть, мы не доберемся туда на нашей машине. Там дороги, наверное, уже и нет, придется идти пешком.
Микроавтобус завелся и покатил по разбитой, размытой дождями гравийке.
– Вот здесь поворот.
– Сам вижу, что. поворот! – рявкнул водитель, он не любил, когда лезут в его дела, и начинал злиться.
– Ну ладно, ладно, не злись. Хочешь, налью минералки? Сушит, небось?
– У меня уже живот лопается от твоей минералки, – буркнул водитель, грубо, как трактор, разворачивая микроавтобус. Пассажиры едва не попадали со своих мест.
– Осторожнее, ты! – крикнул Хворостецкий, хватаясь за ящик с водкой.
– Вы что, в кювет хотели свалиться? Так свалились бы, если бы не я.
Видите, сплошные колдобины.
Микроавтобус благополучно переехал низину и начал взбираться на гору.
Дорога пошла получше, и все приободрились, У большой группы деревьев под линией электропередачи с оборванными проводами Виталий и попросил остановиться. Тем более что дальше и ехать было невозможно. Он выбрался из машины и сказал:
– Минут через десять-двадцать я вернусь. Если Володьки там не будет, поедем дальше.
Обычно таким людям, как Виталий Семага, везет. И стоит им о чем-нибудь подумать, как оно обязательно случается. Захочется выпить – тут же друг с бутылкой заявится, которого года два не видел. Деньги кончатся – заказ подвернется с хорошим авансом. Так произошло и на этот раз. Он подошел к заброшенному хутору и принялся громко кричать:
– Э-ге-гей! Володька! Володька! Кондаков! Выходи, это я, Семага!
Съемочная группа, оставшаяся рядом с микроавтобусом, прислушивалась к крикам журналиста.
– И что, ты думаешь, он выйдет? – спросил Валерий у Хворостецкого.
– А черт его знает! Может, выйдет, а может, и нет, Я бы на его месте вышел.
Володька отлеживался на чердаке. Забраться к нему можно было только через люк, но лестницу Кондаков втащил наверх, а люк закрыл на палку. Он услышал крики и вздрогнул. Но голос показался ему знакомым. Он припал к щели между досками и увидел человека, стоящего шагах в ста от хутора. Человека он когда-то уже видел. И еще минуту-другую поразмыслив, Кондаков вспомнил: «Ха, да это же Виталик! Пьяница Виталик, мой кореш. Ну и морда же у него, опухла, точно пчелы покусали». Он открыл люк, который пронзительно скрипнул, и, чуть не свалившись вниз, закричал::
– Э-ге-гей! Виталик! Э-ге-гей! – и стал опускать лестницу.
Виталий, услышав голос Кондакова, бросился к хутору так, словно умирал от жажды, а там ему могли дать родниковой, холодной как лед воды. Семага и Кондаков обнялись.
– Брат, ну ты и даешь! – Семага пританцовывал от радости. – А я-то думал, уж не найду тебя.
– Мог бы и не найти, – философски заметил Володька, – я здесь появился только вчера.
– А мы вчера были далеко. Мы тут кино снимаем про вашу зону.
– Кино снимаете? – удивился и одновременно обрадовался Кондаков.
– Да, документальный фильм, для немцев. Хочешь сняться? – про немцев Володьке можно было и проболтаться: денег он никогда не просил.
Володька наморщил лоб и принялся потирать щеку, а затем ковырять в носу.
– Вообще-то можно, ведь я артист.
– Ну вот и класс. А выпить хочешь?
– Не-а! – отрезал Кондаков. – Ты же знаешь, что я пью очень редко, как лекарство.
– И мы тут пьем, как лекарство. Ну ладно, ладно, пошли, я тебя познакомлю.
Кондаков забеспокоился:
– С кем это?
– Да ты не бойся, нет ни милиции, никого. Все тут свои, даже немцы.
– А, тогда можно. А я лежал, читал книгу…
– А что читаешь?
– Как это что историю читаю. Ты что, не помнишь – я же тогда тебе эту книгу показывал?
– Может, и показывал. Историю, говоришь?
– О турках-сельджуках.
– О чем? – изумился Виталий.
– Об Османской империи, о том, как она образовалась и как распалась.
– И что, интересно?
– Интересно, – с чувством собственного достоинства сказал Кондаков.
– А как тут вообще? Как жизнь?
– Как всегда, – пожал плечами Володька, – гоняют иногда, облавы делают. А так ничего.
– А жрешь что?
– Еды сейчас хватает. Рыбы в реке – прорва. Уху варю, на прутике рыбу жарю, а иногда на сковородке.
119 
