Глава 10

Дождавшись, когда за одетым в красно-синюю робу плечистым молчуном закроется дверь, Глеб перестал изображать умирающего и сел на топчане, спустив ноги на пол. От принесенного рабочим котелка валил ароматный пар.

Варево пахло просто сногсшибательно, в его запахе без труда угадывались полный восхитительного холестерина аромат свиной тушенки и здоровый картофельный дух, а толстый ломоть хлеба, лежавший поверх котелка, был накрыт не менее толстым куском копченой грудинки. Не хватало только чашки хорошего кофе и сигареты, но кофе здесь не подавали, а насчет курева Глеба мучили сомнения: похоже было на то, что одно его задание плавно, без перехода перетекло в следующее, иначе почему бы его держали взаперти? То, что задание нашло его само, без участия полковника Малахова, не смущало Глеба: такое случалось с ним и раньше. В конце концов, все это затеял вовсе не он, и он никого не собирался убивать без крайней необходимости.

Он усмехнулся. Убивать… Пройдет еще несколько дней, прежде чем он сможет, ничем не рискуя, убить хотя бы таракана, не говоря уже о хозяевах здешнего заведения.

Глеб с энтузиазмом зачерпнул ложкой аппетитную смесь толченого картофеля с тушеной свининой и вонзил зубы в чудовищный бутерброд толщиной с поставленный на попа спичечный коробок. Ложка опять была пластиковая, и он в который раз подумал, нарочно это делается или здесь такими едят все.

Аппетит у него разыгрался не на шутку, что свидетельствовало о скором выздоровлении, и Глеб с невольным вздохом отложил ложку, съев чуть больше половины содержимого котелка. Бутерброд он как-то незаметно доел весь и немедленно об этом пожалел: настоящему умирающему было бы просто не по силам справиться с таким чудовищем.

Он немного походил по комнате, держась поближе к топчану на случай, если его красно-синяя сиделка вдруг вернется раньше времени. Ребра все еще болели, и резкие движения многократно усиливали неприятные ощущения, но голова уже не кружилась, а недавние приступы мучительной тошноты казались просто кошмарным сном. “Крепкая голова, – с гордостью подумал Глеб. – Стены можно проламывать, с буйволами бодаться”.

Тут он заметил, что уже не просто гуляет, а бродит, сужая круги, вокруг котелка с остатками еды, и поспешно улегся, отвернувшись к стене во избежание соблазна.

Казаться совсем слабым было выгодно во всех отношениях, но вот еда… Организм выздоравливал и требовал пищи. Кроме того, еда была единственным доступным Глебу развлечением: зрелищ здесь явно не хватало, если не считать зрелищем ежедневное унылое копошение механизмов и людей, происходившее под окнами. За минувшие три дня Глеб успел проиграть в уме почти все хорошо знакомые ему произведения классиков, лишний раз с грустью убедившись в том, что на слух запомнить всю классическую музыку просто невозможно, по крайней мере для него.

Дверной запор снова негромко клацнул, и вошел красно-синий. Он принес кружку крепкого чая и булочку с марципаном. Вид булочки растрогал Глеба, напомнив ему школьные завтраки. Когда дверь снова закрылась, Глеб проводил удрученным вздохом свою недоеденную картошку и в два счета расправился с булочкой. После этого он улегся на спину и стал размышлять.

Вопрос о причинах его заточения, собственно, больше не был для него вопросом. Видимо., причиной послужило “его служебное удостоверение. Возможно, эти люди также нашли оставшийся в машине пистолет. Им явно было чего бояться. Быть может, они даже решили, что Глеб пришел по их души. Теперь, после трех дней сидения взаперти, Слепой, был не прочь превратить их опасения в суровую действительность. “Правильно, – иронически подумал он, лежа на спине и глядя в потолок. – Уткой их по башке, и весь разговор!"

  66