очень нудно 
47 
– С-с-с… – прошипел Сверчок, покрепче упираясь ногами в пол и возобновляя прерванное занятие.
– Баксов на пятьдесят просыпал, – заметил молчаливый Шалтай-Болтай.
Сверчок недобро покосился на него и, поднеся запястье к своему острому носу, с шумом втянул порошок сначала правой, а потом левой ноздрей. Батя бросил на него короткий взгляд, но ничего не сказал. Видимо, такое поведение Сверчка перед операцией было в порядке вещей. Глеба передернуло – люди, которые шли в бой под кайфом, всегда вызывали у него органическое отвращение. Сиверову были противны их слюнявые орущие рты и остекленевшие, бессмысленные глаза, хотя дрались эти люди бесстрашно и ожесточенно и могли нагнать страху на противника, особенно если тот не был профессионалом. Для профессионала же убрать с дороги такого, с позволения сказать, бойца было все равно, что прихлопнуть таракана на обеденном столе – противно, но совсем не трудно. Глаза у Сверчка моментально замаслились, и он принялся часто шмыгать носом.
– Хорошая штука – кокс, – подначивающим тоном сказал Рубероид. – Может, поделишься, Сверчок?
– Бери, не жалко, – щедро предложил тот.
– Уже готов, – буднично констатировал Рубероид. – Нет, спасибо, – отвел он в сторону коробок, который отъехавший Сверчок настойчиво тыкал ему в физиономию. – Он же белый, а я нюхаю только черный – из расовой солидарности. Понимаешь, – продолжал Рубероид, адресуясь к Глебу, – сейчас-то он добрый, а вот когда очухается, начнет денег требовать. Да и то сказать, кокаин нынче не дешев.
Было немного странно слышать напевный московский говор из уст стопроцентного негра.
– Сигарету хочешь? – предложил общительный Рубероид. Глеб отрицательно качнул головой, разговаривать не хотелось, как и курить.
– Ты что, вообще не куришь? – удивился Рубероид. Краем глаза Глеб заметил, что Батя внимательно за ними наблюдает.
– На работе не курю, – ответил он, – а в остальное время – по желанию.
– Завидую, – сказал Рубероид, глубоко затягиваясь и деликатно выпуская дым себе под ноги. – А я перед делом без этого не могу – нервничаю.
– Бывает, – равнодушно сказал Глеб, ощущая на себе пристальный взгляд майора Сердюка.
– А вот ты, похоже, спокоен, как булыжник, – заметил Рубероид. – Слушай, а за что тебя к нам сбагрили? Ты похож на настоящего профи, а у нас тут что-то вроде штрафбата…
– За изнасилование крупного рогатого скота с целью получения свидетельских показаний, – четко отрапортовал Глеб и, подумав, добавил:
– С тяжелыми последствиями. Ты про Иностранный Легион когда-нибудь слышал?
– И слышал, и видел, – сказал Рубероид, – и даже мочить приходилось. Подумаешь, люди без прошлого, рыцари без страха и упрека… Сюда бы их на месячишко, я бы на них посмотрел. Не хочешь говорить, не надо, за язык тянуть не буду.
Он отвернулся, но Глеб успел перехватить быстрый взгляд, которым Рубероид обменялся с Сердюком. Все это было вполне естественно – и осторожное прощупывание, и подозрения, и косые взгляды…
Будут, наверное, еще и всевозможные провокации, и, скорее всего, какой-нибудь нелепый и дикий ритуал посвящения в «вольные стрелки»… Впрочем, все это не имело ровным счетом никакого значения: Слепой не собирался надолго связывать свою судьбу с этим развеселым подразделением.
Его немного раздражало упорно укреплявшееся в нем чувство какого-то противоестественного в данной ситуации товарищества и сопричастности, вызванное этой поездкой в тесном кузове и тем, что все они были одинаково одеты и шли на одно и то же дело. Для Сиверова, начинавшего в армии, такие вещи, оказывается, все еще что-то значили. Он невесело усмехнулся, радуясь тому, что маска скрывает его рот.
Наконец, «форд» остановился, напоследок проехавшись юзом и уткнувшись передним бампером в сугроб.
– Станция Березай, кто приехал – вылезай! – весело заголосил в кабине неугомонный Костя, не зря получивший свою кличку.
– Вот ботало коровье, – в унисон глебовым мыслям сказал основательный Шалтай-Болтай и, распахнув заднюю дверь, первым спрыгнул на неосвещенную проселочную дорогу.
Все зашевелились, разминая затекшие конечности и по очереди выбираясь из прокуренной жестянки кузова на звонкий от ночного мороза, укатанный колесами снег. Глеб натянул тонкие перчатки и следом за поеживающимся, как перед прыжком в ледяную воду, Рубероидом вышел на мороз. Батя не подавал никаких команд – все уже было сказано, и каждый знал, что ему надлежит делать. Автоматчики цепочкой серых теней стремительно и бесшумно заскользили вдоль обочины к подмигивающим в полукилометре отсюда огонькам – это светились дежурные лампы на фасаде малаховского особняка, который тот из врожденной скромности именовал дачей.
47 
