94 
– Подумаешь! Они все равно уже грязные!
– Это все ты! Как без тебя было хорошо!
– Ты врешь! – с торжеством сказал он. – По глазам вижу: врешь!
Она запихала тетради в сумку и резко распрямилась. Красная, растрепанная, синие глаза грозно сверкают. И кинулась к воротам детского садика. Чуть ли не бегом. Он посмотрел ей вслед. Подумал с торжеством: «Ага! Бежишь! Значит, не все так плохо!»
Преследовать Сашу Леонидов не стал. Для первого раза достаточно. В следующий раз он явится с букетом цветов и посадит их в заранее подготовленную почву. Будет потихоньку разбивать свой маленький садик, поливать его и пропалывать сорняки. Авось будет и урожай. Он честно хотел жениться на этой женщине и сделать ее счастливой.
А почему бы нет?
Поговорив со старшей сестрой, Леонидов решил навестить Елену, которая владела теперь вожделенной квартирой единолично. Вопрос у него был один – об отношениях с погибшей Лилией Мильто.
Он больше не боялся лифтов. Которые останавливаются на седьмом этаже. А. С. Серебряков умер, чего же еще? Стоя перед железной дверью, отделяющей секцию с тремя квартирами, он размышлял примерно с минуту. Быть может, заглянуть к Лане? Девушка что-то недоговаривает. Но все же он позвонил в квартиру Завьяловых. Когда Лена открыла дверь, он вновь удивился – как же они не похожи! Сестры! Видимо, одна пошла в мать, другая в отца. А характером? В кого Елена такая жадная и расчетливая? Увидев его, девушка невольно вздрогнула, откинула со лба прядь темных волос и попыталась улыбнуться:
– Здравствуйте, – вежливо сказал Леонидов.
– Проходите.
Улыбка вышла жалкой. Приписывать это страху он не стал, все же Лена недавно похоронила родителей. То, что увидел Алексей в квартире, слегка удивило его. Мебель сдвинута, вещи разбросаны.
– У вас перестановка? – поинтересовался он.
– Избавляюсь от тягостных воспоминаний, – усмехнулась Лена. – Хочу выкинуть старые вещи. – И с вызовом спросила: – Что в этом плохого?
– Не слишком ли поспешно?
– В самый раз.
Она уже пришла в себя. Леонидов оценил это мгновенно: противник достойный. Налицо сила воли, самообладание, способность хорошо держать удар. Краснеть она не умеет. А вот врать…
– Чайку не нальете, Елена Викторовна? С самого утра на ногах. Устал.
– Я не занимаюсь благотворительностью. Мне за вас не заплатят.
– А вы, пожалуй, подвержены греху жадности, а, Елена Викторовна?
– А вы греху наглости? – Она чуть прищурилась, оглядела его внимательно. С ног до головы.
– Что ж, один – один. И все-таки как насчет стакана чая?
– Что ж, воды не жалко. Могу предложить варенье. Из старых запасов.
– Идет.
– На кухню проходите.
Он прошел. На Елене Завьяловой были дорогие джинсы, свитер тоже дорогой, не с рынка, из бутика. В ушах поблескивали крохотные бриллиантовые серьги. Она старалась как могла. Но Алексей отчего-то испытывал к ней жалость. Некрасивая. И манера поведения, уверенная, нагловатая, ее не красит. Слишком уж она резка, Елена Завьялова.
– Вы неважно выглядите, – посочувствовал он, присаживаясь на табурет. – Переживаете смерть родителей?
Она позеленела, но сдержалась, ответила вежливо:
– Да. Самое тяжелое, что может случиться с человеком, – это потеря близких.
«А эта фраза явно не из ее репертуара», – подумал Алексей, но ответил в тон:
– Я вас понимаю. Сочувствую. – Он помолчал. – Чашки, наверное, из бабушкиного сундука. – Алексей кивнул на сервиз, новенький, половина которого еще лежала в коробке. – Хорошо сохранились.
– Мама купила за неделю до смерти, – скромно сказала Елена.
– Говорят, вы не ладили.
– Сашка нажаловалась? – мгновенно отреагировала младшая сестра. – Да она всю жизнь мне завидует, вот и наговаривает!
– Чему завидует, простите?
– Да есть чему! У меня есть все, а у нее ничего! Она денег заработать не умеет, правильно распорядиться ими не умеет. Есть же дураки, которые на таких женятся! Любовь, как говорится, приходит и уходит, а кушать хочется всегда.
– Прекрасно сказано! – с чувством отметил он, тут же отнеся себя к категории дураков. – Позвольте аплодисменты?
– Обойдусь. Кстати, я забыла, как вас зовут. У меня плохая память на все, кроме цифр.
– Алексей Алексеевич. Леонидов.
– Очень приятно. Запишу, если не возражаете? – Она взяла с подоконника блокнот. В блокноте была и ручка.
– Помилуйте! На память, значит, жалуетесь, Елена Викторовна?
94 
