Последние отзывы

  120  

– Почему обратились ко мне, а не к полковнику?

– Виноват, господин советник. Я обращался к господину полковнику. Вчера.

– Ну и что?

Фогель замялся и отвел глаза.

– Господину полковнику было не угодно принять мое донесение к сведению, господин советник.

Андрей усмехнулся.

– Вот именно! Какой же вы, к чертовой матери, сержант, если не умеете держать своих людей в порядке? Страшно им, видите ли! Дети малые… Они вас должны бояться, сержант! – заорал он. – Вас! А не тринадцатого дня!

– Если бы это были немцы… – снова начал Фогель угрюмо.

– Это что же такое? – вкрадчиво сказал Андрей. – Я, начальник экспедиции, должен учить вас, как распоследнего сопляка, что надо делать, когда подчиненные бунтуют? Стыдно, Фогель! Если не знаете, почитайте устав. Насколько мне известно, там все это предусмотрено.

Фогель опять ухмыльнулся, двинув нижней челюстью. По-видимому, в уставе такие случаи все-таки не предусматривались.

– Я был о вас лучшего мнения, Фогель, – резко сказал Андрей. – Гораздо лучшего! Зарубите себе на носу: хотят ваши люди идти или не хотят – никого здесь не интересует. Все мы хотели бы сейчас сидеть дома, а не шляться по этому пеклу. Всем хочется пить, и все измотаны. И тем не менее, все выполняют свой долг, Фогель. Ясно?

– Слушаюсь, господин советник, – проворчал Фогель. – Разрешите идти?

– Ступайте.

Сержант удалился, беспощадно попирая сапогами рассохшийся паркет.

Андрей сбросил куртку и снова подошел к окну. Публика вроде бы угомонилась. В круге света возвышался невыносимо длинный Эллизауэр и, наклонившись, рассматривал какую-то бумагу, кажется, карту, которую держал перед ним широкий грузный Кехада. Вынырнув из темноты, мимо них прошел и скрылся в доме какой-то солдат – босой, полуголый, встрепанный, держа автомат за ремень. Там, откуда он шел, чей-то голос воззвал в темноте:

– Носатый! Эй, Тевосян!

– Чего тебе? – откликнулись с невидимой волокуши, где красными светляками разгорались и гасли огоньки сигарет.

– Фару поверни! Не видно здесь ни хрена…

– Да зачем тебе? В темноте не можешь?

– Загадили тут уже все… не знаю, куда ступить…

– Часовому не положено, – вмешался новый голос с волокуши. – Вали, где стоишь!

– Да посветите, мать вашу в душу! Задницу трудно вам поднять, что ли?

Длинный Эллизауэр распрямился, в два шага оказался около трактора и повернул прожектор вдоль улицы. Андрей увидел часового. Придерживая спущенные штаны, часовой неуверенно топтался на полусогнутых ногах возле той здоровенной железной статуи, которую какие-то чудаки умудрились возвести прямо на тротуаре у ближайшего перекрестка. Статуя изображала коренастого типа в чем-то вроде тоги, наголо обритого, с неприятной жабьей физиономией. В свете прожектора статуя казалась черной. Левая рука показывала в небеса, а правая с растопыренными пальцами простиралась над землей. Сейчас на этой руке висел автомат.

– Порядок, спасибочки вам! – обрадованно заорал часовой и прочно утвердился на корточках. – Можно гасить!

– Давай, давай, работай! – поощрили его с волокуши. – Мы тебя огнем прикроем в случае чего.

– Да свет-то уберите, ребята! – взмолился капризный часовой.

– Не убирайте, господин инженер, – посоветовали с волокуши. – Это он шутит. И по уставу не положено…

Но Эллизауэр все-таки убрал свет. Слышно было, как на волокуше возятся и похохатывают. Потом там засвистели дуэтом какой-то марш.

Все как всегда, подумал Андрей. Даже, пожалуй, они сегодня повеселее, чем обычно. Ни вчера, ни позавчера я этих шуточек не слыхал. Жилые дома, может быть?.. Да, очень может быть. Все пустыня, пустыня, а теперь все-таки дома. Можно хоть спокойно выспаться, волки не потревожат… Да только Фогель – не паникер. Не-ет, он не из таких… Андрей вдруг представил себе, как завтра он отдает приказ выступать, а они сбиваются в кучу, ощетиниваются автоматами и говорят: «Не пойдем!» Может быть, они потому и веселые сейчас – обо всем договорились между собой, порешили завтра повернуть назад («…а что он нам сделает, мозгляк, чиновник задрипанный?..»), и теперь им хоть трава не расти, сам черт им не брат, и все на свете они видели в гробу… И Кехада, сволочь, с ними. Он уже сколько дней ноет, что дальше идти бессмысленно… волком на меня смотрит на вечерних рапортах… ему же одно удовольствие будет, если я вернусь к Гейгеру ни с чем, как мокрая курица…

  120