– Вот это уже разговор, – сказал Борис Иванович. – Надо бы как-нибудь встретиться, побоксировать. Но поверь, мне сейчас не до этого. Мне нужно с ним поговорить. Только поговорить, ничего больше.
Даю слово офицера.
– Ха, – не очень уверенно сказал вышибала. Борис Иванович приподнял брови. – Да верю я, верю, – раздраженно продолжал бывший боксер. – Только и вы меня поймите. Выгонит ведь он меня к чертовой матери, а мне семью кормить надо. Он сейчас злой как собака. Купил где-то партию левой водки, а у него за последнюю неделю от этой водки двое клиентов в реанимацию загремели.
– Только двое? – удивился Подберезский. – И что теперь?
– А теперь его по допросам таскают, грозятся посадить, если не скажет, где водку взял. А он, бедняга, только руками разводит. Привез, мол, какой-то барыга неизвестно откуда, фуру разгрузил, наличные взял – и поминай как звали…
– Да, – сказал Борис Иванович, – тяжелое положение… Ладно, Андрюха, пошли отсюда. Пожрать нам здесь все равно не дадут, к хозяину не пускают".
– Вот-вот. – Вышибала выглядел обрадованным.
– После двенадцати приходите.
– Сегодня вряд ли, – сказал Борис Иванович, – но на днях непременно. Я тебя найду. Очень мне хочется посмотреть, каков ты на ринге.
– Это всегда пожалуйста, – сказал вышибала с некоторым сомнением.
– Ты чего, Иваныч, – удивленно спросил Подберезский, когда они отошли на полквартала, – испугался, что ли?
– Да нет, – пожал плечами Комбат, – чего тут пугаться? А только без толку кулаками махать тоже не стоит. Да и с деньгами у нас сейчас напряженка, на новые стулья уже не хватит… А толку? Не знает ведь он ничего ни про Макарьева, ни тем более про Баклана. Зря мы оттуда уехали, Андрюха. Чует мое сердце, что зря, В ответ Подберезский только развел руками.
Они перекусили в пельменной и разъехались по домам.
Заглянув в почтовый ящик, Борис Иванович обнаружил там две бумажки казенного вида. Пробежав их глазами, он озадаченно полез пятерней в затылок. Это были повестки, предписывавшие ему явиться в отделение милиции для дачи показаний. Одна была помечена позавчерашним днем, другая вчерашним. Он еще пытался вникнуть в смысл прочитанного, когда вслед за ним в подъезд вломилась группа захвата в касках и бронежилетах.
– Мать вашу, – сказал Борис Иванович и ударил переднего омоновца кулаком по каске.
* * *
Баклан проснулся оттого, что кто-то настойчиво тормошил его за плечо. Он с трудом разлепил глаза и посмотрел в окно. Через грязное стекло в комнату с отставшими обоями и вздыбившимся от сырости почерневшим паркетом проникал серенький полусвет.
Было часа четыре утра, никак не больше.
Стоявший возле него тщедушный мужичонка, одетый в какие-то невообразимые обноски, среди которых Баклан с удивлением заметил застиранную юбку из пестрого ситца, в последний раз тряхнул его за плечо и отпустил.
– Вставай, солдатик, – немного шепелявя, сказал он, – На работу пора.
Баклан непроизвольно вздрогнул, спросонья решив, что его каким-то недобрым ветром занесло обратно в бункер Черемиса, но тут же вспомнил вчерашний день и немного успокоился. Мужичонка в женской юбке между тем сходил куда-то, шаркая по полу разбитыми полуботинками, из которых торчали голые и грязные безволосые ноги, и вернулся, неся в одной руке большую жестяную кружку. Над кружкой поднимался горячий пар, в комнате сразу запахло дешевым растворимым кофе. В другой руке мужичонка держал основательный бутерброд с вареной колбасой.
– Завтрак, – объявил он. – Рубай по-быстрому, скоро машина подойдет.
– Какая машина? – осторожно принимая кружку и бутерброд, спросил Баклан.
– Это когда как, – ответил его странный собеседник. – Когда «рафик» подгонят, когда «уазик», а бывает, что и «мерседес». Не лимузин, ясное дело, а микроавтобус. На лимузинах они сами раскатывают… Но, ежели по мне, и микроавтобус получше, чем до метро пешкодралить…
– До метро? – переспросил Баклан. – А при чем тут метро?
– Ну, может, и не до метро, а до перекрестка какого-нибудь. Это уж куда поставят… Только у метро все-таки получше. На перекрестке шум, машины дымят, и от солнца не спрячешься. А у метро хорошо.
Можно в тенечек забиться, где попрохладнее. А зимой, наоборот, из дверей теплом тянет…
– А зачем мне стоять у метро? – снова удивился Баклан.
Теперь удивился его собеседник, – Как это – зачем? Работа такая.