60 
– Ты разве дома? – удивилась Катя.
– Давно. А что случилось?
– Почему ты думаешь, что случилось?
– Здесь всегда что-то случается, – пожал плечами Костик. – Слушай, пожрать есть что-нибудь?
Она вспомнила об изысканном ужине, накрытом в гостиной, и чуть не заплакала.
– Там... – она кивнула на раздвижную дверь. – Можешь есть.
А сама принялась внимательно, ступенька за ступенькой, осматривать лестницу.
– Ух ты! – присвистнул Костик, раздвинув двери. – Ты кого-то ждала?
– Да.
– Кинули, да? – подмигнул брат. – Не беспокойся, он об этом пожалеет.
Фраза ее насторожила. Но тут она заметила лежащую на ступеньке запонку. Уф! Папа был прав! Она нагнулась и проворно ее схватила. Черт бы побрал этих деловых людей с их этикетом! Запонки он нацепил! Нет, чтобы по-простому, в джинсах и свитере приехать с хорошим настроением, не пугать ее, а поцеловать, потом пройти в спальню. И все было бы хорошо. Не сидел бы сейчас в своей машине с дыркой в голове.
– Тася, поторопись, – сказала она домработнице. – Скоро мама с Ничкой вернутся.
Обшарив холл второго этажа и кабинет, она вернулась к отцу. Илью они вывезли за территорию коттеджного поселка и оставили в джипе, заехав в лес метров на пятьдесят по просеке. Пистолет, отъехав подальше в сторону «Риги», кинули в вонючее болотце почти у самой обочины, и какое-то время ждали, пока черное окошко воды в нем затянется ряской. Отец прекрасно знал эти места, он не раз ездил сюда на рыбалку. Он и подсказал ей просеку, потом болотце. Светил фонарем, пока Катя, спотыкаясь, выбиралась на обочину.
«Что бы я без него делала? – с благодарностью подумала она. – Главный мужчина в моей жизни, потому что самый надежный».
На следующий день она стала ждать милицию. Тасю на всякий случай услали из Москвы, как слабое звено. На родину, навестить могилы предков. В восемь утра Тасю увез поезд, а уже в полдень в дверь Екатерины Семеновой настойчиво стучали. Ей не пришлось гадать, кто явился.
Открыла мама, которая и в самом деле не знала, что случилось.
– Милиция? К нам?
Елена Николаевна взялась за сердце, и у пожилого усатого опера сразу возникло к ней сочувствие.
– Мы хотели бы поговорить с вашей дочерью, Екатериной Семеновой.
– Хорошо, – растерянно сказала мама и вдруг отчаянно закричала: – Катя, Катя! Костик! Леша! Все сюда!
– Всех звать не надо, – мягко сказал ей усатый. И добавил: – Пока не надо.
Беседовали в кабинете. Она старалась казаться спокойной. Кресло, в которое уселся усатый, поставили прямо на ковер. На тот самый, где вчера вечером с дыркой в голове лежал Илья. Опер еще сказал:
– Красивый у вас ковер. Не боитесь запачкать?
– По коврам надо ходить, – улыбнулась Катя. – Их не так уж трудно чистить.
– Кстати, кто у вас этим занимается?
– Тася. Помощница по хозяйству. Но она сегодня уехала.
– Почему так спешно?
– Спешно? – она сделала вид, что удивлена. – А когда еще ехать? Сейчас лето, у нас там речка и вообще места красивые. Поездка давно планировалась.
– Так вы из одного города?
– Да. А вы, собственно, с чем пришли?
– Видите ли... – усатый полез в карман и достал оттуда фото. Слава богу, Илья на ней был живой. – Вам знаком этот человек?
– Ну разумеется, – она бросила взгляд на снимок и энергично кивнула.
– Когда вы его видели в последний раз?
– Вчера, – она ослепительно улыбнулась.
– Зачем он к вам приезжал?
– Вы все-таки скажите, что случилось? – она улыбнулась еще ослепительнее. – Согласитесь, я не обязана вам отвечать.
– В лесу нашли его труп, – сурово сказал усатый. – В машине, с дыркой во лбу. Илью Сергеевича Северного застрелили.
– Да что вы говорите... – ахнула она. – Тогда, конечно, я отвечу на все ваши вопросы. – Катя подчеркнула слово «все».
– Скажите, зачем он к вам приезжал?
– Он купил у меня картину, – теперь она уже не улыбалась.
– Какую картину?
– Пейзаж. Девятнадцатый век. Фамилия Васильев вам о чем-нибудь говорит?
– У моего начальника фамилия Васильев, – сердито сказал усатый. – Полковник Васильев.
– А художника звали Федор. Очень талантливый.
– И за сколько вы продали Северному этого Федора?
– Это коммерческая тайна.
– А он теперь труп, – усатый ткнул пальцем в фото Ильи. – Так за сколько?
– Шестьсот тысяч. Долларов.
У опера вытянулось лицо, усы поникли.
– При Северном не было никакой картины, – сказал он. – И денег тоже. Только кредитные карточки.
60 
