В общем, наш третий отель выглядел вполне райским местечком. И я даже подосадовала, что на осмотр этого рая у меня было так мало времени. Быстро темнело, и вряд ли мне удастся увидеть что-то, выходящее за границу фонарей. Ладно, с утра встану пораньше, успею до отъезда погулять.
Ужин в этом отеле был гораздо скромнее, чем в «Волшебном дворце»: помидоры-огурцы, какой-то салат из фасоли, курица, картошка, клубника, финики, восточные сладости. За напитки – чай, кофе, воду в бутылках, пиво, вино – надо было платить.
– М-да, три звезды – это вам не пять, – сказала Аленка нашей сложившейся компании, включая Пенкина. – Все очень скромно. Кстати, чай не заказывайте, он соленый. Абдель просил предупредить, а еще сказал, что после ужина будут танцы и он нас угощает пивом и вином. Так вот, о воде. Успели заметить, что из кранов тоже соленая течет? Абдель говорит, здесь солончак, воду опресняют, как могут. А могут, видимо, не очень хорошо. И вонь здесь, заметили, тухлыми яйцами несет? Это от опреснителей.
– Тогда я просто воду возьму, – сказала Татьяна.
Мы с Ириной присоединились к ней.
– А я пива закажу, – сказала Аленка. – Вить, ты что будешь?
– Тоже воды, – кивнул Пенкин.
Таким я его видела впервые. На его лице было новое, невиданное мной прежде выражение спокойной задумчивости. Он то ли вспомнил о чем-то приятном, то ли забыл о каких-то тревогах и оттого перестал казаться капризным и брюзгливым мальчишкой. Он даже был красив в эту минуту, мой шеф.
Аленка повторила заказ по-английски, мы быстро поужинали и вышли во двор, где трио музыкантов уже настраивали свои инструменты: что-то духовое, струнное и барабан. Официанты под руководством Абделя вытащили во двор три столика и сдвинули их в дальнем конце площадки, возле бассейна и у самой дорожки, ведущей в глубь территории. Вынесли стулья, на столы поставили несколько бутылок вина, пива, финики и фисташки.
– Слушайте, девчонки, мне кажется, что я в сказку попала! – Ирина потягивала вино в полном блаженстве, глядя на фонарики по бортику бассейна, освещавшие воду в мелких, осыпавшихся сверху, цветах.
– А мне – будто старое кино про английское поместье в Индии, – сказала я. – Мне кажется, что этому отелю лет пятьдесят, не меньше.
– Абдель, ты знаешь, когда этот отель построили? – спросила Аленка нашего гида.
Он сидел по-хозяйски во главе стола эдаким главой гарема. Наши мужчины на танцы не остались, видимо, умаявшись в дороге. А водитель, тоже сидевший за столом, держался как-то так, что сразу было понятно: он не спорит за первенство.
– Почти восемьдесят лет раньше, – ответил гид.
Музыканты заиграли что-то арабское.
– Интересно, а сальсу они сумеют, если попросить? – спросила Аленка.
– Вряд ли, инструменты, видишь, национальные. Наверное, только свое умеют играть, – предположила я. – А чем тебе эта музыка не нравится? Можно танец живота сбацать.
– Да я не очень умею бацать. В Москве клуб один нашла, там по четвергам учат сальсу танцевать. А в остальные дни уже те, кто умеет, собираются, кубинцы приходят. Знаешь, как отрываются! А я пока только шаги учу.
Я попросила показать. Если про танец живота я хоть какое-то представление имела (еще в Челябинске купила видеокассету и повторяла перед зеркалом), то про сальсу знала только, что это нечто латиноамериканское.
Аленка вывела меня на середину площадки и стала показывать, делая мелкие приставные шажки в одну сторону, затем в другую.
– Раз, два, три, стоп, бедро в сторону. Теперь обратно. Раз-два-три, стоп, бедро в сторону. А теперь правой сюда, обратно, левой сюда, поворот. И все сначала.
– Ой, что-то я не поняла. – Я скинула сандалии, чтобы не мешали, подобрала повыше юбку и стала повторять шаги, невольно поддавшись арабским ритмам, покачивая бедрами, как в танце живота. – Вот так, да?
– Ну, почти, – важно кивнула Аленка.
– Девчонки, я к вам! – подскочила к нам Ирина и стала двигать плечами в ритм музыке.
И тут меня как подхватило. Ласковая и теплая темнота, нагретые шершавые плиты под ногами, нежный свет фонариков, запах цветов и музыка, живой волной плывущая в звездную ночь. Я поймала телом эту волну и стала покачиваться в ее ритме. И если поначалу мне было неловко из-за глазеющих зрителей, то теперь стало совершенно плевать. Я сливалась с ночью, с музыкой, с этими потрясающими мгновениями бытия, которых у меня до сих пор не было. И которые вряд ли еще повторятся.