76 
— А к тебе каждый день приходят неизвестные личности и наблюдают за тем, как ты принимаешь душ?
— Честно говоря, ты первый.
Посмотрев друг на друга, они одновременно рассмеялись. Потом Валентина без всякого вступления задала вопрос:
— Ты наемный убийца?
Сергей слегка опешил, но, справившись с замешательством, ответил:
— Можно сказать и так, но к тебе это не относится.
— Спасибо!
— Не за что.
— Я и так знаю, — беспечно ответила она, — тебе нужен Мирзоев.
— А почему ты так спокойно об этом говоришь? — Никитина заинтриговала уверенность, с какой эта девушка держалась. — Еще и улыбаешься…
— А что мне — плакать?
Сергей хмыкнул.
— В логике тебе не откажешь. Насколько я понимаю, он твой любовник, и это все, — он обвел выразительным взглядом дорогую обстановку в квартире, ты имеешь благодаря ему?
— Какой он любовник, — равнодушно протянула Валентина, — педрило он вонючий. Просто он меня вытащил из борделя, куда я попала по глупости, и платит мне хорошие деньги, вот я с ним и трахаюсь, если можно так назвать эти тараканьи бега.
Сергей удивленно вскинул брови.
— При чем здесь насекомые?
— Долго готовятся, изображая из себя горячих жеребцов, и еле ползут, но называется бегами, — объяснила Валентина.
Сергей рассмеялся.
— Главное, гад, — продолжала она жаловаться на Мирзу, — никого ко мне не подпускает. Я уже забыла, что такое нормальный секс, — она вдруг оценивающе посмотрела на гостя и предложила:
— Может, ты меня трахнешь?
Никитин в очередной раз ошалел от такой простоты и незамысловатости.
— Ты сумасшедшая? Такое впечатление, что я разговариваю с роботом. У тебя нервы есть?
— Наверное, есть, — предположила девушка, — отдергиваю же я руку от горячего чайника — И то слава Богу, — изо всех сил пытаясь сдержать рвущийся наружу хохот, согласился Сергей.
— А все-таки, может, трахнешь меня? — не унималась она. — Ты ведь не боишься Мирзоева, не то, что эти дебилы-телохранители, которые максимум на что способны, так это хлопнуть меня по заднице.
— Слушай, не сочти меня импотентом или пидаром, — ответил Сергей, — но я так не могу.
— Что, не нравлюсь? — Валя даже обиделась. — А на меня в Москве знаешь как мужики западали, и в борделе я считалась лучшей.
— Я верю тебе, — произнес Сергей проникновенным голосом, как будто любящий отец уговаривает ребенка не брать в рот всякую гадость, — и мне ты очень нравишься, у тебя красивая грудь, ну и вообще, — к огромному его огорчению, он не мог больше вспомнить никаких женских прелестей, которые стоило бы упомянуть, — но понимаешь, у меня дома осталась любимая девушка, она мне верит, не могу же я ее обмануть!
— Как хочешь, — неохотно согласилась Валентина, а затем, пожав плечами, добавила. — Но вообще-то я не понимаю, как она об этом узнает. Ладно, давай пить кофе. А господина Мирзоева ты мог бы застрелить у него дома, потому что здесь он бывает редко, — неожиданно сменила она тему разговора, — конечно, если хочешь, можешь ждать у меня, я буду не против. Чем черт не шутит, может, ты ко мне и привыкнешь.
— Ты знаешь его адрес?
— Конечно, — ответила она.
— Что же ты раньше молчала, — в голосе Сергея послышались нотки упрека.
— А ты меня не спрашивал, — парировала сексуально озабоченная молодая особа.
— Ты была там?
— Пару раз, пока его жена не приехала.
— Можешь нарисовать план квартиры? — спросил, особо не надеясь на положительный ответ, Никитин.
— Могу, — все с тем же скучающим видом произнесла она, — я могла бы даже ключи достать, если бы ты был менее щепетильным в половых вопросах.
— Может быть, я изменю свое решение, — соврал он, — а лучше мне просто заплатить тебе.
— Я сама могу тебе заплатить, — обиделась нежданная помощница и, достав из лежащей на столе дамской сумочки бумажник, бросила на стол несколько кредитных карточек, среди которых Писарь с удивлением узнал золотую «Визу».
— Ого!
— А то как же!
— Не обижайся, — примирительным тоном попросил Сергей свою собеседницу, — давай договоримся, если ты мне поможешь, я выполню любое твое желание, естественно, в рамках моих понятий о чести.
— Ничего мне от тебя не надо, — ее голос опять звучал равнодушно, подай мне ручку и лист бумаги, — она указала на свой ридикюль, — я тебе нарисую все; что смогу вспомнить.
76 
