очень нудно 
37 
– Что все, – рассмеялся Хазаров, – меня, тебя или дело? Не такая она дура, чтобы не понимать, дело бросить невозможно.
– Не нравится мне она, – вздохнул Грязнов и глубоко затянулся, ему было непонятно благодушие Хазарова.
– Погоди, – Марат Иванович потянулся к селектору и, нажав клавишу, бросил в микрофон:
– Катя, зайди ко мне. – Сказал он это таким нейтральным голосом, что по тону невозможно было догадаться ни о его настроении, ни о сути будущего разговора. – А ты не дергайся, сиди и поддакивай, – зло, лишь только отпустил кнопку селектора, сказал Хазаров.
После чего он поднялся из-за стола и снял белый халат, спрятал его в шкаф. Выглядел он сейчас не как начальник, вязаный пуловер создавал иллюзию домашности, и Грязнову даже на мгновение показалось, что на ногах у Марата Ивановича не туфли, а мягкие тапочки. Чтобы избавиться от этой иллюзии, он заглянул в щель между крышкой стола и панелью. Нет, конечно же, на ногах у Хазарова были начищенные до блеска дорогие туфли.
В кабинет вошла Катя и тут же остановилась, увидев Грязнова. Глаза ее сузились, взгляд сделался отстраненным, словно бы молодая женщина всем своим видом показывала, что не желает замечать Валерия.
– Да, Марат Иванович, – холодно произнесла она.
– Ну, чего ты невеселая? – Хазаров шагнул ей навстречу с распростертыми объятиями, но остановился в двух шагах от нее и, чуть присев, попытался заглянуть в лицо. – Чего ты такая невеселая, а?
Женщина дернулась, прижалась спиной к дверному косяку и уставилась в окно.
– Вы что-то хотели поручить мне, Марат Иванович?
– Ну, вот уж и началось. Ты что, Катя, обиделась? Что я тебе плохого сделал?
– Вы по работе меня вызывали? – никак не могла оттаять Катя.
– Ладно, – вздохнул Хазаров, – не буду притворяться, я не добрый, а злой. Но не на тебя, а на него – дурака. Это он тебя обидел? – кивнул Хазаров на Грязнова.
– Да я… – начал Валерий.
– Замолчи! – рявкнул Марат Иванович. – Если дурак, то сиди и не дергайся! Ты что, решил, я тебе дам со своими сотрудниками отношения портить? Катя не тебе подчиняется, а мне. Если еще узнаю, что ты хотя бы грубое слово ей сказал, выброшу тебя к чертовой матери, ясно?
Грязнов сидел и никак не мог понять, всерьез ли это говорит Хазаров или рисуется. Катя тоже недоумевала, она насупила брови и посмотрела на главного врача.
– Я сама могу за себя постоять, Марат Иванович.
– Нет уж, за своих сотрудников и я могу слово вставить. Ты, Грязнов, мерзавец, последний мерзавец! Тут же, при мне, извинись, потому что за тебя я извиняться не намерен.
Грязнов посмотрел сначала на Катю, затем на Хазарова и почувствовал, как краска приливает к его лицу.
– Я перед ней? – тихо проговорил он. – Да она…
– Я тебе сказал заткнуться, если собираешься говорить мерзости! Встань, во-первых, когда говоришь с женщиной, а, во-вторых, если сейчас же перед ней не извинишься, то считай, приехал сюда в последний раз.
Грязнов неловко поднялся, не зная куда деть руки, приблизился к Кате и, глядя поверх ее головы, произнес:
– Извини меня.
– Да разве так прощение просят!?
– С меня достаточно и этого, Марат Иванович.
Голос Кати зазвучал мягче:
– Нет-нет, пусть еще скажет, что это никогда не повторится.
– Ну, Грязнов!
– Это никогда больше не повторится. Катя.
– Вот и все, – с улыбкой развел руками Хазаров. – Если он позволит себе руки распускать или слово плохое скажет, ты. Катя, не стесняйся, сразу ко мне приходи, мы его на место поставим, – теперь Хазаров уже абсолютно спокойно обнял Катю за плечи и легонько встряхнул. – Все в порядке, да?
– Почти.
– Ты мне это из головы выбрось. Думаешь, мне легко?
Всем сложно.
– Я не могу больше этим заниматься, Марат Иванович.
– Может, тебе в отпуск сходить?
– Я недавно была.
– Так это же официальный отпуск.
– Нет, если я буду знать, что вернусь и снова…
Хазаров не дал Кате договорить:
– Прекрасно я тебя понимаю, Катя, всем тяжело – мне, тебе и Грязнову. Потому и срываемся. В каждом деле существуют свои издержки: продавец обвешивает, гаишник берет взятки, банкир клиентов обсчитывает, политики обманывают, а врачи лечат. Правда ведь, Катя?
Женщина растерянно кивнула.
– А лечения без боли не бывает, согласись.
– Я могу идти?
Хазаров взял Катю за руку и заставил посмотреть себе в глаза.
– Это больше не повторится?
37 
