50 
— Ой, хорошенький какой! — По Зоиному оживлению он уже понял, что номер пустой. — А глазки-то, глазки! Камушки какие красивые! Нет, никогда раньше не видела. А что это? Ключи? Какие?
— От машины.
— От какой машины, Ванечка?
— Зоя, как у нас было с деньгами?
— В каком смысле? Я не понимаю.
— На что мы жили?
— На твою зарплату. И я работала. Две смены, полторы ставки. Подрабатывала. У меня мама на пенсии, она за Головешками присматривает. А что такое, Ванечка?
— Нет, ничего. Значит, дорогие вещи мы не покупали?
— Как это не покупали! А холодильник «Минск», а машину стиральную, а телевизор цветной, а гараж построили, а…
— Но бриллиантов я тебе не дарил.
— Ой, Ванечка! Да откуда ж им у тебя взяться, бриллиантам-то!
— А дома меня часто не было?
— Спроси лучше, когда был.
— Ладно. — Он тяжело вздохнул, отставил в сторону пустую тарелку: — Хороший суп.
— Еще?
— Нет, хватит. Спасибо. Надо бы как-нибудь поужинать вместе.
— А что мы каждый вечер делаем? — удивилась Зоя.
— Не так. Красиво. Свечи, шампанское. Ресторанов приличных, я так понимаю, в городе нет?
Зоя даже рот приоткрыла:
— Ресторанов?!
— Ты столько для меня делаешь. — Он взял Зоину руку, приложил к губам. Осторожно. И поцеловал не с чувством, с уважением. В самом деле: как нянька за маленьким ребенком. Если бы в прежней жизни от той женщины хоть крупиночку да этой бы Зонной любви! Ведь холодно было, пусто. Чем же он был так занят, что не разглядел этого и не оценил?
Снова положил в карман брелок с ключами. Потом вдруг сказал:
— Мне надо пойти. В одно место.
— Да куда же, Ваня?
— Ненадолго. И не к женщине, ты не думай. По делам.
— В засаду, что ли?
— Где ты слышала эти глупости? — слегка разозлился он. — В засаду!
— От тебя, — невинно посмотрела на него Зоя.
— Да-а… Просто по делу. Не больше часа, честное слово.
— Иди, чего уж.
Он просто не мог ждать до завтра. Какой важный в его жизни день! И закончить его надо достойно.
…На стоянке дежурит тот же парень, что и в прошлый раз. И опять:
— Эй, мужик! Ты куда?!
— Следователь Мукаев. Мы с вами уже встречались.
— А! Ну что, нашелся хозяин? — Парень кивнул на «Мерседес».
— Ключи нашлись. А насчет хозяина выясняем.
— Что, бандит оказался?
— Вроде того. Слушай, я его, быть может, в скором времени отгоню, этот «Мерседес». К прокуратуре. Ты уж извини, что денег больших получить не удалось.
— Бывает. Зато к закону подлизался. Мало ли что?
— Это точно.
Он достал ключи, посмотрел на парня. Тот пожал плечами: мол, делайте что хотите, и отошел. Да, ключи были от этой машины. Открыл дверцу, заглянул в салон. Дорого, красиво, сиденья обтянуты черной кожей. Его машина. В душе шевельнулось ласковым мохнатым зверьком чувство гордости, пушистой лапкой тронуло забившееся сердечко. Его машина. А на руле «костыль», точно.
Сел за руль, огляделся. Да, коробка-автомат, как он и предполагал. Сиденье отрегулировано точно под него. Хорошо, удобно. Кондиционер, руль с гидроусилителем, стеклоподъемники. Везде автоматика, и, кажется, он неплохо во всем этом разбирается. Вздрогнул вдруг: на соседнем сиденье черная кожаная куртка. Его? Он ездил в этом «Мерседесе» одетый в дешевую кожаную куртку с рынка? Странно. Пошарил в ее карманах: пусто.
Открыл «бардачок». Вот тут сердце снова дрогнуло. Не от радости, от тревоги. В «бардачке» лежал пистолет. Он вспомнил: «Макаров». Взял его, повертел в руках. Говорят, он был неплохим стрелком. Хотя почему это был? Но оружие не нравилось, не вдохновляло. Тяжелая, неприятная штуковина. Брезгливо поморщившись, положил пистолет обратно в «бардачок». Потом как-нибудь. В другой раз. С пистолетом из его воспоминаний связано что-то очень неприятное, больное. Потом заметил вдруг уголок пластиковой карточки, потянул за него. Это были водительские права. И теперь уже сердце быстро-быстро заколотилось.
Фотография была его, число, месяц и год рождения его, имя с отчеством тоже его. Все в полном порядке. И только потом он сообразил, что права эти выданы на имя Саранского Ивана Александровича. И фамилия эта незнакомой не показалась.
ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ
Ночь
Лежал без сна и думал, думал, думал… Кожаную черную куртку он зачем-то взял с собой. Когда брал, сделалось вдруг неприятно. Что-то дурное было связано и с этой дешевой курткой. Заподозрил даже, что все эти неприятные вещи не хочет вспоминать нарочно. Потому что боится, вот и блокирует память. Невольно, но воспоминания, связанные с нехорошими, злыми вещами, отрезаны от прочих. Они словно заключены в капсулы. Капсулы эти все состоят из непрозрачной оболочки, и, чтобы она растворилась и содержимое подействовало на организм, надо приложить усилие. Но — страшно. Он, как упрямый больной, не хотел глотать эти капсулы. Мучился, но не хотел.
50 
