125 
– Позже, – оборвал его Грабовский. – Выйдите, пожалуйста. Я должен с ним поговорить.
Корреспондент заткнулся и тихонько вышел, боком проскользнув мимо возвышавшегося в дверях Кеши. Экстрасенс не оглянулся: он знал силу своей личности и в большинстве случаев мог навязывать людям свою волю, не прибегая к гипнозу и прочим сомнительным штучкам.
Сзади послышался аккуратный стук закрывшейся двери. Грабовский шагнул вперед под любопытным взглядом лежавшего на кровати человека, который даже не подумал встать при виде столичной знаменитости.
– Я Грабовский, – сказал Борис Григорьевич.
– Ну и что? – равнодушно спросил пациент.
– Вы произносили во сне мое имя.
Человек на кровати пожал плечами.
– Говорят, произносил. Сам я этого не слышал, а соседу могло просто присниться. И потом, он же газетчик. Такой соврет – недорого возьмет, – хладнокровно заявил больной, явно не питавший особой нежности к представителям прессы.
– Так вы меня совсем не помните? – спросил Грабовский.
– Я себя не помню, – сказал больной, – так с какой радости мне помнить вас? Хотя ваше лицо кажется мне знакомым. И фамилия… Грабовский. Напоминает то ли грабли, то ли гроб… В общем, вы не обижайтесь, но ее звучание почему-то вызывает у меня самые неприятные ассоциации. Вот сейчас, пока мы с вами говорили, у меня вдруг возникло ощущение… Ну, словом, я почти уверен, что у меня должны быть причины вас ненавидеть. Только вот не помню какие.
– Это скорее всего ложные воспоминания, – сказал Борис Григорьевич.
«Черта с два – ложные, – подумал он при этом. – Память еще не вернулась, но парень буквально в шаге от этого. Если уж он вспомнил свое имя, то все остальное вспомнит непременно. Мог бы вспомнить, если бы я вовремя здесь не очутился».
– Может, и ложные, – не стал спорить больной. – Других-то все равно нет!
– Я мог бы помочь вам вернуть память.
– А надо ли? Вдруг гадость какая-нибудь вспомнится!
Борис Григорьевич не сразу понял, что этот тип на кровати валяет дурака – то есть попросту куражится. И над кем?! Да, с чувством юмора у него был порядок, как и с самооценкой, а это свидетельствовало о том, что действие препарата «зомби» давным-давно прошло, а информация, стертая с коры головного мозга высокочастотным электромагнитным излучением, была удалена не до конца и восстанавливается не по дням, а по часам. Данный индивидуум действительно был очень опасен.
– Надеюсь, вы шутите, – сухо сказал Грабовский и засунул руки в карманы.
– Конечно, шучу, – признался больной.
– Ну, так я тебе так скажу, сынок, – беря привычный угрюмо-неприязненный тон, с напором произнес Грабовский. – Я человек занятой, моей помощи тысячи людей годами ждут. Мне шутки шутить некогда! Хочешь остаться болваном пустоголовым, который ни имени, ни родни своей не помнит – шути себе дальше на здоровье, а я пошел. Сам потом прибежишь, да только без толку. Моя помощь приличных денег стоит, а где ты их возьмешь – безымянный да беспаспортный?
– Все, все, – поспешно сказал больной, отводя глаза, как и все, кому доводилось встречаться взглядом с Борисом Григорьевичем. – Я уже все понял. Прошу прощения. Язык мой – враг мой.
– Это точно, – делая вид, что смягчился, произнес Грабовский и без приглашения уселся на краешек кровати. Руки он по-прежнему держал в карманах, и правая, осторожно открыв плоскую металлическую коробочку, уже извлекла из нее шприц-тюбик. Пальцы нащупали и сняли пластмассовый колпачок. – Язык – он не только до Киева может довести, но и куда-нибудь подальше, куда попадать тебе вовсе незачем… Так. Теперь смотри мне в глаза. Ты спокоен.
– Я спокоен, – монотонно повторил больной.
Взгляд его, пойманный и прикованный расширившимися зрачками Бориса Григорьевича, сделался неподвижным и отсутствующим. Похоже, парень был восприимчив к гипнозу, а это существенно облегчало и без того несложную задачу.
– Ты абсолютно спокоен…
– Я абсолютно спокоен… А вот ты что-то нервничаешь, – неожиданно добавил больной совсем другим тоном, и правое запястье Бориса Григорьевича внезапно очутилось в кольце его твердых, как стальные прутья, пальцев.
Грабовский рванулся, но хватка у больного оказалась воистину железная, и экстрасенс вдруг с ужасом и недоумением понял, что больной этот – мнимый.
– А что это у нас за шприц? – поинтересовался Глеб Сиверов, с деланым недоумением разглядывая торчащую из пальцев Грабовского короткую иглу с дрожащей на кончике прозрачной каплей.
125 
