Глава 11

Ветер поднялся в, воскресенье и с неослабевающей силой дул третьи сутки подряд, словно вознамерился сровнять город с землей и унести обломки за горизонт вместе с тучами пыли и потерявшими направление косяками перелетных птиц.

На одной из тихих улочек, в стороне от шумного Центра, где глухие кирпичные заборы механических заводиков и ремонтных мастерских перемежались с не менее глухими стенами гаражных кооперативов, а редкие жилые дома уныло смотрели пыльными окнами на узкую полосу исковерканного асфальта, которую здесь именовали дорогой, ветер нашел себе игрушку. Он забрался невидимыми длинными пальцами в мусорную урну, пошуршал там чем-то и выбросил на тротуар скомканную обертку от мороженого.

В том месте, где улица упиралась в заброшенную железнодорожную ветку и переползала через нее по разбитому, почти непроезжему переезду без шлагбаума и с мертвым светофором без линз и лампочек, стоял кирпичный ангар с высокими гаражными воротами. Это уродливое строение без окон, сплошь исписанное названиями футбольных команд, рок-групп, маловразумительными воззваниями и откровенной похабщиной, углом выдавалось на проезжую часть. Именно в этот выпирающий угол и уткнулась обертка от мороженого, которую гнал по тротуару ветер.

Поблизости не было никакого движения, лишь где-то вдали железными голосами перекликались маневровые тепловозы да на заросших травой рельсах позади ангара стоял ржавый товарный вагон, груженный слежавшейся за долгие годы щебенкой, сквозь которую тоже проросла неистребимая лебеда. В отдалении с озабоченным видом пробежала пыльная дворняга, взъерошенная галка уселась на верхушку покосившегося столба, но ветер столкнул ее оттуда, и она улетела, обиженно каркнув и тяжело взмахивая черными крыльями. Место казалось заброшенным и нежилым, а кое-кто из обитателей зеркально-неонового Центра, ненароком попав сюда, вообще не поверил бы, что находится в Москве, но здесь тоже шла своим чередом малозаметная жизнь.

Если бы кто-то подкрался к железным воротам ангара, немного приоткрыл их и как-нибудь исхитрился заглянуть в щель, оставаясь при этом незамеченным, он увидел бы, что в захламленном помещении горит свет. Внутри стояло несколько автомобилей в разной стадии разукомплектованности и валялось множество пыльных, заросших мохнатой грязью и блеклой ржавчиной железяк, которые когда-то были запасными частями. Приглядевшись, можно было узнать ржавую дверцу от старой “Волги”, брошенную поверх груды лысых покрышек, какие-то пружины, рессоры и разобранные остовы двигателей. Все это вместе сильно напоминало последствия мощного взрыва или набега луддитов, громивших станки и машины на заре научно-технической революции.

Кроме этого железного и резинового хлама, в ангаре находились трое мужчин. Одеты они были без шика, но прилично, что не мешало им почти полностью сливаться с общим ржаво-серым фоном. Самый старший, коренастый темноволосый крепыш с приметным шрамом на подбородке, курил сигарету, сидя на захламленном верстаке. Внешне он казался спокойным, но по тому, как часто его взгляд падал на часы, было Ясно, что он нервничает.

Второй, худой и жилистый субъект с похожим на лезвие пилы острым лицом, наполовину скрытым старомодными темными очками и козырьком низко надвинутой бейсбольной шапочки, флегматично жевал спичку, гоняя ее языком из угла в угол своего узкого рта.

Его нижняя челюсть размеренно двигалась, а темные очки зловеще поблескивали, отражая тусклый электрический свет, растянутые джинсы пузырями свисали с колен и костлявого зада.

Третий, казалось, нервничал больше всех, хотя он ни за что не отвечал и не имел причин для волнения. Его выбритый до блеска череп мелькал в разных углах ангара, то пропадая из виду, то появляясь вновь, и в конце концов крепышу со шрамом это надоело.

– Не мельтеши, Змей, – сказал он бритому. – Что ты бегаешь, как наскипидаренный? Кому от этого легче?

– Мне, – честно ответил Змей, останавливаясь на краю осмотровой ямы. У него было подвижное лицо с длинным, сильно выдающимся вперед носом и насмешливым ртом, который все время норовил растянуться в широкой улыбке, демонстрируя прекрасные зубы. – Мне от этого легче. А кому от этого плохо?

– Мне, – ответил человек со шрамом.

– И мне, – поддержал его узколицый, выплюнув изжеванную спичку. – Мотаешься, как дерьмо в проруби.” Надоело.

  67