16 
Такой вывод не нравился Глебу, потому что напрямую связывал неизвестного организатора покушения с генералом Потапчуком. Впрочем, Сиверов решил не пороть горячку: во-первых, у Федора Филипповича не было причин желать ему смерти, а во-вторых, если бы такие причины и существовали, то генерал ФСБ Потапчук повел бы дело совсем не так. Скорее всего, решил он, несмотря на все меры предосторожности, где-то произошла утечка информации, и кто-то, имевший заинтересованность в этом деле, попытался сделать ответный ход. Сделано это было из рук вон плохо, и тот факт, что Глеб до сих пор оставался в живых, служил тому наилучшим подтверждением. Ведь если там, в Екатеринбурге, Глеба взяли под колпак, то шансов добраться до дома живым у него практически не было. Он был у своего невидимого противника как на ладони: хочешь, сразу придави, а хочешь — посмотри, в какую сторону побежит. Да и чего смотреть-то? Противник и так знал, откуда Глеб приехал и куда намерен уехать. Возможно, этот человек знал даже, кто он такой.
Но слежка отсутствовала. В этом Глеб был уверен. Его путь из Екатеринбурга был таким извилистым и непредсказуемым, он столько раз менял направление движения, пересаживаясь из угнанных автомобилей в электрички, с электричек на поезда дальнего следования, а из поездов на «кукурузники» местных авиалиний, что уследить за ним, оставшись при этом незамеченным, не смог бы даже человек-невидимка.
…Через двадцать минут самолет благополучно приземлился. Смешавшись с толпой пассажиров, Глеб быстро спустился по трапу. Был полдень, но солнце едва пробивалось сквозь туманную дымку, которой было затянуто все вокруг. Было жарко и сухо, но висевший в воздухе мутный кисель создавал ощущение, что на дворе не август, а вторая половина октября — время сырых туманов и листопада. И, как это часто бывает в октябре, пахло горьким дымом, как будто тысячи дворников, сговорившись между собой, разом подожгли миллионы тонн опавших листьев, собранных в огромные кучи.
***
Генерал Потапчук тяжело опустился в кресло, поставив рядышком свой заметно обносившийся портфель. Вид у генерала был не ахти, но Глеб все-таки рискнул предложить кофе. Федор Филиппович отрицательно покачал головой, и Сиверов снова поразился тому, как сильно Потапчук сдал за то время, что они не виделись. И ведь прошло-то всего несколько дней!
— Не хочу я твоего кофе, — озвучил генерал свой отказ. — Обоняние у меня уже не то, что в юности…
— А при чем тут обоняние? — удивился Глеб, выключая пыхтящую кофеварку и сливая содержимое прозрачной колбы в большую керамическую кружку. Изящные фарфоровые чашки, которые он приготовил для себя и генерала, остались нетронутыми.
— Все труднее становится различать оттенки запахов, — пояснил генерал. — Есть очень похожие запахи, есть просто похожие, есть отдаленно похожие… А для меня теперь все едино — что кофе, что жареные подсолнухи, что… гм… горелый торф. Вот у меня где этот запах! — Он резко провел ребром ладони по кадыку. — Вот смотрю сейчас на тебя и не могу избавиться от ощущения, что ты пьешь торфяной отвар.
— Гм…
Глеб отставил в сторону кружку, успев сделать всего пару малюсеньких глотков. Желание выпить по-настоящему хорошего кофе, донимавшее его на протяжении всей поездки, бесследно улетучилось. Ему вдруг показалось, что его любимый напиток и впрямь воняет дымом горящих торфяников. Он покосился на окно. Сквозь планки горизонтальных жалюзи сочился жемчужно-серый, с неприятным желтоватым оттенком свет — ни дать, ни взять, раннее осеннее утро, прямо как в романсе: утро туманное, утро седое… Глеб взглянул на часы: четырнадцать тридцать. Ч-черт…
— Спасибо, Федор Филиппович, — сказал он. — Вот это, между прочим, и называется: сам не гам, и другому не дам.
Генерал вдруг полез в нагрудный кармашек светлого летнего пиджака и вынул оттуда тонкую стеклянную трубочку с какими-то пилюлями. Поддев ногтями, вынул пластмассовую пробку, выкатил на ладонь таблетку, резким жестом бросил ее под язык, снова закупорил флакон и убрал его на место. Глеб мысленно присвистнул.
— Что это? — встревоженно спросил он. — Вам нехорошо?
— Мне просто превосходно, — причмокивая, проворчал генерал, — а это — мятные пилюли. Освежает… Пей свой кофе, сколько влезет, кто тебе запрещает? А я вот «холодок» пососу…
Глеб осторожно потянул носом, хотя и без этого видел, что генерал неумело лжет, даже не слишком заботясь о правдоподобии. Его ноздрей коснулся слабый, почти неуловимый запах, действительно отдаленно напоминавший запах мяты. Похоже, генерал Потапчук на глазах у Глеба сосал самый обыкновенный валидол, делая вид, что получает от этого процесса удовольствие.
16 
