17 
— Федор Филиппович, — осторожно сказал Глеб, — а может, вам лучше поехать домой? Полежите, отдохнете… А отчет я вам представлю в письменном виде. Могу даже в трех экземплярах.
— А может, тебе и форму выдать? — продолжая причмокивать, проворчал генерал. — Погончики, фуражечку… Явишься на Лубянку, в мою приемную, запишешься у секретаря… А? Отчет… Отчетность и документация — дело хорошее, но, увы, не в нашем с тобой случае. И потом, я же видел видеозапись. Все было проделано в твоем стиле — быстро, красиво и чисто. Поэтому остается только гадать, где тебя носило целых четыре дня, и почему у тебя бок забинтован.
Глеб удивленно поднял брови. Генерал, хоть и смотрел куда-то в сторону, заметил это движение и криво, с явным трудом усмехнулся.
— А ты думал, я не замечу? Думал, рубашечку навыпуск надел, и все шито-крыто? Не у одного тебя глаза имеются, Глеб Петрович. Давай, рассказывай, в чем дело. Я же вижу, тебе есть чем поделиться.
— А надо ли? Все хорошо, что хорошо кончается. По-моему, вам сейчас не до этого.
— А вот это уж не тебе решать, — отрубил Потапчук. — Вот станешь директором ФСБ, тогда и будешь указывать, до чего мне есть дело, а до чего нет. Да и тогда, пожалуй, я оставлю за собой право окончательного решения по этому вопросу.
— А субординация как же? — деланно всполошился Глеб.
— Вот о ней, родимой, я и говорю. Докладывай.
Несмотря на тревогу, вызванную состоянием здоровья генерала, Глеб не удержался от смеха.
— Надо же, как вы меня подловили! — сказал он.
— А ты думал, — усмехнулся генерал. — Практика! Так я тебя слушаю.
Глеб пожал плечами и стал докладывать. Теперь, в уютной полутьме конспиративной квартиры, его недавние приключения выглядели далеко не такими опасными и загадочными, какими казались еще несколько часов назад, но Потапчук, наверное, был прав: благодушествовать не стоило.
Когда Слепой закончил, генерал усмехнулся, покачал головой и полез было в боковой карман пиджака, но тут же спохватился и положил руку на подлокотник кресла.
— Сигареткой угостишь? — спросил он.
— Если вы настаиваете, — сказал Глеб. — Но ведь у вас есть свои. Они вам, наверное, привычнее.
— С чего это ты взял, что у меня есть сигареты? — вскинулся Потапчук. — Ты же знаешь, я бросил.
Глеб повторил его движение, потянувшись рукой к несуществующему карману.
— Привычка — вторая натура, Федор Филиппович, — с улыбкой сказал он. — Раньше вы всегда носили в этом кармане сигареты. Да у вас и теперь на нем клапан завернут. Сразу видно, что вы туда частенько лазите. Нехорошо, товарищ генерал.
— Что нехорошо? — огрызнулся Потапчук.
Сейчас он до смешного походил на школьника, которого застукали с поличным во время курения в туалете.
— Чередовать сигареты с валидолом, — ответил Глеб. — Очень нездоровое занятие.
Потапчук закряхтел, полез в карман и выложил на стол пачку облегченных сигарет.
— Я, в общем-то, и не курю, — смущенно сказал он. — Так, иногда только, когда прижмет по-настоящему… Надоело, понимаешь, у подчиненных стрелять. Ну и для тренировки воли, сам понимаешь. Сунешь руку в карман, пощупаешь пачку — лежат, родимые! Ну и пусть лежат… Не люблю я из-под палки действовать. А так сохраняется иллюзия свободы: дескать, захочу — закурю, а не захочу — не буду.
— М-да, — сказал Глеб. — Слышал я такие истории. Сначала человек выдержку тренирует, а потом, глядишь, задумался, заспорил с кем-нибудь, забыл про эту самую свободу воли, а рука тем временем шмыг в карман… Очнулся, а перед тобой уже полная пепельница бычков. Ну а дальше все ясно: дескать, один черт, все равно сорвался, так пропади оно пропадом, это воздержание!
— Ай-яй-яй, — сварливо проворчал Потапчук, — какие мы проницательные, какие всеведущие! Яйцо курицу учит… И потом, какой смысл себя истязать? От этого дыма хоть какое-то удовольствие, а там, — он кивнул в сторону окна, — никто не спрашивает, хочешь ты глотать отраву или не хочешь.
Тем не менее, руку, которая уже была готова выудить сигарету, генерал все-таки убрал, хотя Глеб догадывался, чего ему это стоило.
— Так вот, — продолжал Потапчук, с усилием отводя взгляд от лежавшей на столе пачки, — по поводу твоих дорожных приключений… Должен тебя огорчить: зря ты с продырявленным боком по всей стране колесил. Тот парень с «вальтером» был запоздалой и неумелой попыткой одного мерзавца спасти свою шкуру. Жест отчаяния, так сказать… И то, что тебя все-таки задело, не делает тебе чести. Стыдно с твоей квалификацией подставляться под пулю какого-то уголовника. Стыдно!
17 
