96 
— Гений и злодейство несовместны, да? — рассеянно переспросил Сиверов. Глаза его бесцельно блуждали по колышущейся завесе виноградных плетей, следя за танцем пылинок в косых солнечных лучах. — Это сказал поэт. Зато другой поэт ввел в обиход выражение «злой гений», Кто из них был прав? Кстати, можете гордиться. Агата Кристи, например, тоже придерживалась вашей точки зрения. «Преступник всегда ниже, а не выше самого обычного человека». Что-то в этом роде…
— Так, — сказал генерал и со стуком поставил на стол пустую рюмку. — Значит, теперь мы будем пить красненькое из синеньких рюмочек и беседовать об изящной литературе.
— Об изящной словесности, — лениво поправил Глеб, по-прежнему вертя в пальцах рюмку и любуясь янтарными гроздьями винограда.
— Что в лоб, что по лбу, — огрызнулся Потапчук. — Меня интересуют конкретные предложения по данному делу, а не высказывания Агаты Кристи.
— Да какие могут быть предложения? Вокруг озера, наверное, уже бродит правительственная комиссия, ей и карты в руки. А нам, Федор Филиппович, пора сматывать удочки. Или вы хотите задержаться? Хозяйка-то и впрямь ничего. Вот допьете этот графин, помолодеете, как было обещано, на двадцать лет, и… А данным, как вы выразились, делом будем заниматься дома, в привычной, милой сердцу обстановке. Здесь нам больше делать нечего. Вот разве что…
— Что?
— Да так, — сказал Глеб, — пустячок. Право же, не о чем говорить.
Неожиданно раздался резкий хлопок, прозвучавший, как показалось генералу, откуда-то из-под стола. Сразу же вслед за ним, словно в ответ, почти точно так же хлопнуло в саду, у самых перил веранды, и стоявший на столе синий графин вдруг взорвался, с головы до ног осыпав Федора Филипповича крупными осколками стекла и обильно окатив вином. Он отшатнулся от стола, едва не опрокинувшись вместе со стулом. От неожиданности и вызванного ею испуга в голову ему пришла совершенно дикая фантазия: ему показалось, что Глеб случайно выстрелил по графину прямо сквозь столешницу из своего «глока» с глушителем.
И точно: Слепой вдруг выхватил руку из-под стола, и Федор Филиппович увидел в ней похожий на пластмассовую игрушку пистолет, удлиненный тонкой вороненой трубкой глушителя. Глеб выстрелил еще раз, целясь куда-то, как показалось генералу, в перила веранды. Горячая медная гильза со звоном покатилась по доскам пола, над ней вился легкий синеватый дымок. За перилами послышался глухой шум, как будто кто-то уронил на кучу хвороста тяжелый мешок с картошкой, и стало тихо.
Глеб тенью выскользнул из-за стола, одним махом покрыл расстояние до перил и, прижавшись плечом к столбу, осторожно раздвинул стволом пистолета виноградные плети. Спустя секунду за пистолетом последовала его голова. Виноград сомкнулся, и генерал получил отличную возможность полюбоваться со спины безголовым туловищем своего лучшего агента. Между делом он заметил, что брызги вина каким-то чудом не задели Слепого, и чуть было не обиделся, но вовремя спохватился: выглядеть смешным не хотелось даже перед самим собой.
Он уже понял, что никакими шутками тут и не пахло. Произошло что-то серьезное. Понять бы еще, что именно… Кажется, выстрелов было три, причем один раз стреляли из сада. Кажется… Ну да, точно! Вон, гильзы валяются — одна, и рядом с ней вторая. А третья, надо понимать, осталась снаружи, в саду…
Глеб втянул голову в плечи, повернулся лицом к генералу и снял с уха зацепившийся побег винограда.
— Второй раз я стрелял напрасно, — сообщил он. — Только патрон зря потратил. В покойника сколько ни стреляй, все равно мертвее не станет. Он спустил курок автоматически, уже падая. Графин разбил, скотина… Что мы теперь хозяйке вашей скажем? Такой графин был… А уж вино-то, вино! Эх!..
Он дотронулся до своей груди и понюхал палец. Лицо его приняло огорченное выражение. Только теперь Федор Филиппович заметил, что Глебу тоже изрядно досталось: он был весь мокрый, хоть выжимай. Капли вина были видны даже на стеклах темных очков, а в волосах, на плечах и на воротнике рубашки празднично поблескивали мелкие осколки синего стекла.
— Кто это был? — справившись с изумлением, спросил генерал.
Ему было не впервой оказываться под огнем, но уж очень неожиданно все произошло. И Глеб тоже хорош! Мог бы, кажется, хотя бы намекнуть…
— А я знаю? — Слепой равнодушно пожал плечами. — Одно могу вам сказать, Федор Филиппович: вот уж это точно полный отморозок. Прямо среди бела дня, при всем честном народе…
96 
