98 
— Длинновато для афоризма, — проворчал Потапчук.
— Зато в самую точку.
Генерал снова взглянул на убитого, увидел перепачканное кровью лицо, черное отверстие во лбу и отвернулся. «Что в точку, то в точку», — подумал он.
***
Дождь лил, как из ведра, четвертые сутки подряд вдоль тротуаров текли мутные ручьи, в лужах весело скакали крупные пузыри, в колодцах ливневой канализации шумели миниатюрные водопады. Там, где канализация засорилась, мостовая напоминала реку в половодье. Машины разбрызгивали воду, поднимая высокие пенные усы, грязные волны с плеском рушились на тротуары, хлестали в ветровые стекла встречных автомобилей, заставляя дрожать и расплываться бледные огни включенных в связи с плохой видимостью фар. Это смахивало на начало Всемирного потопа, и Максим Юрьевич прикидывал, с какой стороны лучше взяться за сложное дело спасения многомиллионного города. Впрочем, эти мысли были мимолетны и ни к чему не обязывали: не хватало еще, чтобы спасатели занимались прочисткой засорившейся ливневки! Вот если бы там, под землей, в узких трубах застряли господа коммунальщики в полном составе, во главе с мэром…
Большой «лендровер» уверенно двинулся вперед сквозь пелену дождя, как океанский лайнер сквозь шторм. Под колесами зашипела вода. Когда колеса попадали в лужи, она ударяла в днище с точно таким же звуком, какой бывает, когда встречная волна бьется о дно идущей на большой скорости моторной лодки.
«Да, — подумал Становой, — хорошо бы сейчас на рыбалку!»
Подумал и удивился: господи, ну какая сейчас может быть рыбалка? Того и гляди, самого подденут на крючок, подсекут и возьмут за жабры — попался, который кусался!
Ситуация и впрямь внушала определенные опасения, если не сказать страх. Да, именно страх, а что такого? В страхе нет ничего постыдного, страх — это просто проявление предусмотрительно заложенного в нас матерью природой инстинкта самосохранения, без которого все мы давным-давно вымерли бы, как динозавры. Не боятся только полные идиоты — в прямом, клиническом смысле этого слова, — да еще, пожалуй, коматозники, которым бояться, по большому счету, нечего.
М-да, подумал Максим Юрьевич, поганое это дело — быть вылепленным из одного теста, скажем, с Димочкой Вострецовым. Помня об этом, уважать себя бывает затруднительно. Как все-таки хорошо, что этот жирный слизняк ничего не знает. Молодец я, что ничего ему не сказал. И не скажу, потому что это себе дороже…
Проезжая мимо Лубянки, Максим Юрьевич притормозил и остановился у бордюра, не выключая двигатель. Громоздкое желто-серое здание тускло сияло всеми своими окнами — господа чекисты по случаю пасмурной погоды вовсю жгли электричество. Где-то там, за одним из этих окон, сидел в своем кабинете генерал-майор Потапчук, старательно плетя липкую паутину для Максима Юрьевича. Воображение у Станового сегодня что-то разыгралось, и он вдруг представил себе Потапчука, который, по-старушечьи оттопырив нижнюю губу и сдвинув на кончик носа очки, позвякивая спицами, вяжет мелкоячеистую рыбачью сеть. Максим Юрьевич усмехнулся и привычным усилием воли погасил картинку, будто выключил телевизор.
Он закурил и немного съехал на сиденье, приняв расслабленную позу человека, которому не о чем беспокоиться. Лучше всего ему думалось именно в машине, и особенно в такую вот мерзопакостную погоду, когда хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Низкие темные тучи и струящаяся по стеклам вода создавали приятный контраст с мягким сухим теплом автомобильного салона, где слышался тихий убаюкивающий рокот мощного двигателя, мерно постукивали «дворники» и уютно светилась приборная панель, Страшно было подумать, что всего этого можно в одночасье лишиться, и из-за чего — из-за просчетов стареющего заики, не прочитавшего за всю свою жизнь и нескольких книжек!
Потапчук… Сильный противник… У него под черепом, кроме следа от фуражки, сохранилась парочка извилин, с ним можно потягаться, но реальной угрозы он все равно не представляет, потому что ему мешали, мешают и будут мешать коллеги, обстоятельства, законы, а в конечном счете, государство — то самое, на благо которого, как ему кажется, он работает.
Потапчук — белая ворона. Он один из тех редкостных чудаков, которые свято исповедуют эту бредовую идею, что, дескать, лучше оставить на свободе пятерых виноватых, чем по ошибке шлепнуть одного невиновного. Люди для него — не просто дешевый, расходный материал, наподобие гвоздей, шурупов или патронов для пистолета. Словом, уважаемый Федор Филиппович никогда не отдаст приказ на ликвидацию, пока не убедится, что исключена возможность ошибки. А убедиться в этом ему будет очень непросто. Догадаться-то легко — после всего, что наворотил Удодыч там, в горах, это задачка для дошкольника. Фактов у Потапчука сколько угодно, но факты — вещь скользкая. Интерпретировать факты, которыми располагает Потапчук, можно как бог на душу положит: хочешь — так, а хочешь — этак. Прямых, неопровержимых улик против Максима Станового быть не может, а то, что в разгар событий он все время крутился где-то поблизости от их центра — ну так ведь он выполнял свои прямые обязанности. Если за это подсылать к людям киллеров, тогда нужно перестрелять всех до единого спасателей, которые в тот момент находились в районе катастрофы…
98 
